Скидамаринк
Шрифт:
Даже сегодня я не могу сказать точно, какой была ее реакция на адресованную ей деревянную коробку, но почти уверен: вид куска ткани не вызвал у нее никаких сильных эмоций. Такова Барбара: ни одно произведение искусства никогда не сможет заставить ее вздрогнуть.
Магнус получил самую большую часть Моны Лизы руки; Барбаре достался фрагмент, симметричный моему: половина улыбки. С маленькой цитатой в качестве бонуса:
1. «Рай богатых создан из ада бедных». Виктор Гюго, «Человек, который смеется», 1868.
И приглашением на кусочке картона:
Суббота, 11 сентября, 16 часов
Церковь Санта Мария Монте Джованни
Провинция
Тоскана
Как бы то ни было, она не любила Европу.
Отец Витторио Кароса был человеком, которого не могло обескуражить то, что в маленькой церкви Санта Мария, в которой он служил вот уже несколько месяцев, собралось всего несколько верных прихожан. В самом деле, наиболее частыми «клиентами» теперь были толпы туристов, которые во время своих путешествий по Тоскане часто останавливались в деревушке Монте Джованни, провинция Сиена, чтобы посетить религиозное сооружение, датируемое XI веком.
В ту субботу почтальон появился утром, после 9-часовой мессы, на которой присутствовали только две деревенские «мамушки», пришедшие просить Господа о том, чтобы на дочь хозяина кафе, чье вредоносное декольте постоянно становилось причиной раздора среди деревенских супружеских пар, обрушились все проклятья.
Отец Кароса не часто получал почту. Увидев пакет, он сначала решил, что ему прислали заказанные им у своего римского поставщика небольшие свечи.
Открыв коробку и прикоснувшись к картине, он ощутил сильное волнение.
Прикоснувшись и вдохнув ее запах.
Позднее он коротко признавался мне, что холст пах как-то необычно. Это не был запах краски как и я, он сразу же, ни капли не сомневаясь, решил, что отправленный ему фрагмент подлинный, – но какой-то особый запах, который он назвал «запахом времени».
Однако отец Кароса был совсем не наивен. Хотя на упаковке не было сказано ни единого слова об отправителе посылки, он сразу же отмел предположение, что в этом деле как-то замешана рука Бога. Бог не оставляет визитные карточки, пусть даже та, которую он нашел на дне этой маленькой коробки, содержала слова, несомненно, никак не противоречившие Всевышнему:
«Нет человека, который был бы как остров, сам по себе, каждый человек есть часть материка, часть суши. Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством. А потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по тебе » Джон Донн, «Обращения к Господу в час нужды и бедствий», 1623
Перевернув карточку, он с удивлением прочел свой собственный адрес и догадался, что в субботу, на дневной мессе, у него точно будет как минимум один посетитель.
Как и каждое утро два года подряд, я выбрал для завтрака наиболее укромный уголок кафе. При моем появлении владелец заведения приветствовал меня радостным «Привет, мэтр», а затем принес мне двойной кофе и корзиночку со свежими круассанами. Почтальон, прежде, чем отправиться в свое турне, заглянул в бар и оставил для меня корреспонденцию и экземпляр «Геральд Трибьюн», которую я постоянно выписывал.
Я помню, что быстро пробежал глазами газетные заголовки, дегустируя первый круассан: материалы об исчезновении Стейнера и расследовании кражи «Джоконды» занимали множество страниц, но я не стал читать ни одну из этих статей. Мир волновался, но это более меня не волновало: только страницы, посвященные литературе и спорту, еще будили во мне подобие интереса.
С момента, когда почтовый служащий принес мне посылку, меня не покидало дурное предчувствие: «No news is good news», – иногда говорил мой отец, капитан французского грузового судна, когда, желая порадовать свою американку-жену, произносил несколько слов на универсальном языке.
Я незамедлительно вскрыл пакет, вытащил оттуда деревянную коробку и открыл ее, как только убедился, что никто на меня не смотрит.
Снаружи шел почти незаметный дождик вечный символ Бретани, который, как я полагал тогда, я очень люблю. В моей жизни наступило то время, когда ничто не могло меня удивить. Я спокойно наблюдал за течением дней, ограничив свою активность триадой «есть спать – гулять», и малейшее нарушение этого графика вызывало во мне беспокойство и депрессию.
Передо мной появился верхний правый фрагмент картины: половина самой знаменитой в истории искусства улыбки. Как и все люди в этом мире, я сотни раз видел репродукции этой картины на обложках книг, футболках и открытках. Однако в то утро вид части тела на куске холсте заставил меня ощутить почти ужас. Затем я осмелился взглянуть на нее и нашел ее по-прежнему прекрасной. Что меня поразило в первую очередь, так это изящество и цвет фона крутой горный пейзаж, казавшийся, тем не менее, невероятно легким. И еще мягкие черты лица, угадывавшиеся, несмотря на то, что половина его отсутствовала в нем преобладало ощущение скромности, смешанной с непристойностью.
Вместо всякого объяснения, на визитной карточке была написана одна-единственная фраза:
4. «Моральное и политическое убожество лишает власть правителя легитимности». Алексис де Токвиль. «Демократия в Америке», 1835.
И на обороте визитки – странное место встречи:
Суббота, 11 сентября, 16 часов
Церковь Санта Мария Монте Джованни
Провинция Сиена
Тоскана
Я долго смотрел на цитату, которую я, как бывший адвокат, знал хорошо, но что она могла означать в данном контексте? Почему у меня возникло чувство, что этот фрагмент картины несомненно, четвертая часть настоящей Моны Лизы, а не вульгарная копия? Почему я ощутил страх еще до того, как вскрыл пакет, и у меня не возникло ни тени подозрения, что это может быть чья-то шутка или розыгрыш?
Следующей ночью мне, который никогда не видел снов, вдруг пригрезилась необычная сцена: как будто прячась позади толстой колонны итальянского монастыря, я наблюдаю за напряженной партией в покер между четырьмя столпами Возрождения: поэтом Данте, живописцем Джотто, писателем Боккаччо и гуманистом Петраркой. Ставкой в их сражении был удивительный женский портрет.
2. Квартет
Я боялся опоздать, но еще не было и четырех часов, когда флорентийский разговорчивый шофер высадил меня перед часовней Санта-Мария. Внутри не было никого за исключением большого парня в летнем льняном костюме и с камерой вокруг шеи. Стоя возле алтаря, он восхищался деревянной статуей Богородицы. Издалека он чем-то напоминал Шона Коннери. Так я впервые увидел Магнуса: стильный шестидесятилетний Джеймс Бонд с аккуратно подстриженной серебряной бородкой.
Мы оценивали друг друга издалека. Так как больше нечего было делать, я взял пыльный молитвенник в небольшом шкафчике и стал его перелистывать. Магнус подошел ко мне, положил 10 евро в коробку для пожертвований и зажег свечу. В этот момент задняя дверь бесшумно открылась, чтобы впустить священника, улыбающегося тридцатилетнего человека, который взошел на алтарь и начал службу.
Уважая традиции, я присел на дубовую скамью посередине нефа. Магнус сделал то же самое, но выбрал другой ряд.