Скинхед
Шрифт:
– Ладно, пацаны, хорош грызться, черномазая обычно к этому времени со своим выводком гулять выходит, - приступает к руководству операцией Данила, миротворец вшивый.
Нащупываю в кармане брюк холодное лезвие ножа, Учительского, того самого, который его не раз выручал в Чечне. На этой стали немало черной крови. Достоин ли я этого святого оружия? Вот оно - легкое, незаметное, нажатие на кнопку и лезвие выскакивает, словно чертик из табакерки.
Из блока, перед которым мы сгрудились выходит тетка в платье немыслимого цвета с животом, приближающемся к самому носу. На руках азиатки сверток, издающий жалобный,
Данька двинулся наперерез семейной стайке, мать испуганно что-то залопотала на своем, тарабарском. А чего - кто ее разберет. Конечно, зачем ей русский в оккупированной ими в Москве? Данила рявкает на мать и вслед за этим хватает девчонку, ту, что постарше за руку, одновременно пытаясь отцепить ее от сестренки. Та взвизгивает и следом за ней, как по команде, ревут остальные. Этот квартет прерывается истошным: "Помогите!". А это слово она знает, правильно произносит по-русски. Это хорошо - жизнь видать научила. Мужчина, направлявшийся к блоку, после истошных воплей женщины, шарахается в сторону. Это тоже хорошо… На двор стремительно надвигается вечер и так же стремительно мамы подхватив своих чад, куда-то исчезают, как муравьи перед дождем. Бабки, и те сползли со своих скамеечек. Мы одни - посреди двора. Данька никак не может расцепить девчонок, уж не сиамские ли близнецы - никак их не оторвать друг от дружки. Первым приходит в себя Борис. После удара кулаком по голове меньшая кулем валится наземь. Данька, наконец, хватает ту, которая предназначена нам и бросается в подворотню. Мы - за ним, под завывания азиатки, мечущейся в беспамятстве по двору. Данька сбрасывает малявку на землю, она до странности спокойна, только всхлипывает и молит нас об одном и том же:
– Мальчики, ну, пожалуйста, отпустите меня. Я больше не буду выходить во двор. Честное слово!
"Танцуй, Россия!" - несется откуда-то с верхних этажей.
Вадим ударил ее первым, нож так легко вошел в ее тело, словно они были созданы друг для друга.
"И плачь, Европа!"
Она вскинула руки, словно собираясь взлететь, да только Данькин нож прервал ее вздох-прыжок. И тут на нее накидываются остальные, и кровь брызжет из-под их ног, кроваво-красное пятно застилает мне глаза.
"У меня самая, самая, самая!
Красивая попа!" - оглушающее кружит над нами лучшая песня года.
Я выбрасываю нож вперед и натыкаюсь на Данилу, он беззвучно валится наземь. Вадим оборачивается и делает шаг навстречу, я плавным движеньем провожу ножом по его шее, словно карандашом по бумаге, набрасывая рисунок. Почему в этот миг вспоминаются не тренировки в клубе, а школьные уроки рисования? Я чувствую себя художником, движенья кисти с желтым ножом естественны и пластичны. Следующим возникает Борис. Он пытается обнять меня. И это настоящее мужское объятие. Он, я и мой нож - между нами. Вот теперь все идеально - вокруг все объято красным: одежда, руки, земля. Нож выскальзывает из рук и глухо ударившись о булыжник на земле, остается лежать рядом с малявкой.
Она
Почему я не могу оторвать взгляд от этого белого пятна?. Сейчас я закрою глаза, а когда открою их, то не будет этого красивого красного холста, мир обретет прежний вид. И тут у нее изо рта вытекает тоненькая струйка крови, она медленно сползает к шейке, чтобы раствориться в красных бутонах роз.
Она стихла. А вместе с ее дыханием замерли все звуки в мире. Остановилось все, и наступила тишина. Вместо эпилога
Московская протестантская община обнародовала данные ежегодного опроса темнокожих, живущих в Москве. 58 процентов опрошенных заявили, что за время жизни в России они хоть раз подвергались физическому насилию.
61 процент опрошенных назвали отношение москвичей к людям других рас плохим или очень плохим, и лишь 8 процентов - хорошим или очень хорошим. Более 14 процентов респондентов подвергаются агрессии и оскорблениям очень часто, 6 процентов - в среднем раз в неделю и 12 - не реже раза в месяц.
Вот что рассказал в интервью Радио Свобода о своей жизни в Москве Сидни Окран из Либерии.
– На меня несколько раз нападали как в Москве, так и в Воронеже. И почти каждый раз, когда я пользуюсь общественным транспортом, меня оскорбляют словесно. Однажды у метро "Октябрьская" на меня напали парни, одетые во все черное, в высоких ботинках, с цепями и ножами. В результате я получил серьезные повреждения и оказался в больнице.
О результатах опроса темнокожих, живущих в Москве, рассказывает сотрудница Московской протестантской общины по имени Александра:
– Африканцы подвергаются нападениям и преследованиям на основе расовой неприязни. 88,5 процентов заявили, что расизм, так или иначе, влияет на их повседневную жизнь в Москве. Более 50 процентов отмечают, что избегают пользоваться метро в определенное время суток или не рискуют выходить на улицу в праздничные дни, в дни футбольных матчей или в день рождения Гитлера.
Прокомментировал результаты опроса Александр Верховский, директор информационно-аналитического центра "Сова":
– К сожалению, эти цифры не удивляют, потому что именно темнокожие люди изначально были такой главной целью для наци-скинхедов. Потому что вся наци-скинхедская субкультура скопирована с западноевропейской. Там, соответственно, главный враг - именно темнокожий. Понятно, что в России это в каком-то смысле не так актуально. Нападения совершает довольно небольшая часть молодых людей, небольшой процент. Не нужно, чтобы ненависть была широко распространена. Я понимаю, что очень много людей у нас в стране с предубеждением относятся к выходцам из Центральной Азии или особенно с Кавказа. Мы имеем дело с уголовными преступлениями. То, что их часто совершают несовершеннолетние ребятишки, совершенно не меняет того факта, что это уголовное преступление.
("Radio Free Europe / Radio Liberty", США)
Вероника Боде, 07 сентября 2009