Скипетр Дракона

Гринвуд Эд

Мранракс Арандор издал нечленораздельный звук, посмотрел на силптарских торговцев круглыми от страха глазами, потом завопил и бросился бежать. Его крики слились с криками множества других людей, суетившихся внизу, на первом этаже и на улице.

Тонтан и Сатбрар подошли к разбитому окну, с бокалами и фруктами в руках, чтобы насладиться зрелищем.

Тонтан покачал головой. Приятная была вечеринка, но все без толку. Никаких заклинаний от Арандора не дождешься, значит, все-таки не получится сэкономить на найме — и похоронах — солдат. Все-таки придется завоевывать Аглирту старым, проверенным, дорогостоящим способом.

Ну, что ж… С архимагами не получилось.

Малгор

привык к тому, что овцы беспокоятся. Здесь, в высоких холмах, полным-полно волков, лис и бродячих медведей.

Как раз поэтому Малгору так нравилась Алова лощина — поросший травой овражек между двух холмов. Здесь нет ни единого деревца или кустика, за которыми может притаиться хищник. А с холмов очень удобно присматривать за отарой. К тому же тут водится множество рябчиков и дроф, так что пастуху всегда найдется что бросить в котелок и на чем потренироваться в стрельбе из лука. Да и в хищников целиться на открытом пространстве куда сподручней.

Малгор до сих пор помнил, как два года назад волк покатился по земле с его стрелой в глазу. Вон там это было, чуть ниже по склону. Да, хорошее здесь место. И почти что его собственное — теперь, когда так много народу ушло на войну и не вернулось. Кое-кому нелегко придется будущей зимой, и Малгор сможет взять хорошую цену за свою шерсть.

А потом он сможет наконец купить поля старого Троркана. Они уже пять лет зарастают травой, и никто за ними не присматривает — но овцы Малгора быстро с этим разберутся. А может, он купит и холмы за полями. Троркан снимает с них винограда ровно столько, чтобы ему самому хватало напиваться допьяна каждый день. Но если взяться за дело как следует, на этих виноградниках можно делать много хорошего вина на продажу и продавать его ниже по реке. Малгор Эстлеван, торговец винами и шерстью — звучит неплохо. И он с полным правом будет так называться! Почему бы и…

Это еще что такое?!

Все его овцы разом бросились бежать, да как быстро! Вся отара понеслась в одну сторону — прямо к краю лощины. Малгор вскочил на ноги, схватил лук и со всех ног помчался вниз по склону, не заботясь о том, что может споткнуться и упасть. Его овцы вот-вот добегут до обрыва, и тогда…

Склон под ногами Малгора содрогнулся. Пастух кувырком полетел на землю. А небо словно изрыгнуло из себя ужасный рев.

Земля больно ударила Малгора Эстлевана. Он лежал, уткнувшись лицом в землю, полуоглушенный. Его лук куда-то подевался. А овцы! От такого грохота они наверняка все разбегутся в разные стороны! Малгор с трудом поднялся на ноги. Из виноторговца он разом превратился в полное ничтожество — а всего-то навсего гром ударил! Надо было лучше…

Малгор замер на месте, разинув рот и вытаращив глаза. Все его овцы выстроились в ряд вдоль края обрыва. Они стояли не шевелясь, повернув головы в одну сторону, и на что-то смотрели — множество грязно-белых статуй овец. А небо было вовсе не грозовым — никаких темных туч, только полоски легких белых облаков.

Овцы смотрели вниз по течению реки, на остров Плывущей Пены. Вернее, на то, что вздымалось в небо над островом. Это была змея, огромная как гора, черная и страшная! Змея поднялась над островом даже выше Клыков Бурь!

Наверное, это та самая Змея, о которой рассказывают барды, — чудовище, заколдованное королем. Но тогда… Тогда, получается, король Келграэль, скорее всего…

— Нет! — прошептал Малгор Эстлеван. — Нет, только не это!

Если Змея вырвалась на волю, то Аглирты скоро не будет, на месте нее

останется мертвая пустыня… или темное королевство, населенное только шипящими, извивающимися жрецами Змеи и их рабами.

Малгор посмотрел на чудовище, нависшее над далеким дворцом. Змея повернулась. Малгор ясно увидел ее черный, с золотым ободком глаз и на долю секунды подумал, что тварь его заметила и смотрит прямо на него… Потом Змея пошевелила свернутым в кольца телом, запрокинула голову назад, разинула огромную пасть — в эту пасть могло бы поместиться целых две Аловых лощины… И, сверкнув острыми клыками, Змея ринулась на кого-то — ее голова метнулась вниз, к королевскому дворцу.

Наверное, король Келграэль уже мертв, а кто-то другой, кто сидит на его месте, умирает прямо сейчас. Такой громадной Змее нужно много сожрать, чтобы насытиться…

А тут его овцы… Они белые, их прекрасно видно на фоне зеленой травы. Малгора затрясло. Он принялся дико озираться по сторонам. Куда же подевался лук? Если эта тварь вздумает поохотиться на его овец, ему понадобится лук…

Пыль вздымалась клубами, камни дождем осыпались вниз, по полу, стенам и потолку во все стороны разбегались трещины. Повсюду — по всем темным, позабытым залам и коридорам подвалов дворца на острове Плывущей Пены — камни громко стонали, готовые в любое мгновение обвалиться… А потом все вдруг затихло, и светящиеся кости Гадастера Мулкина вновь расположились на своих законных местах, собрались в скелет или в то, что осталось от скелета после экспериментов Ингрила Амбелтера.

Бывший ученик Гадастера оказался беспечным и неосторожным. Ингрилу было мало украсть жизнь и титул своего наставника. Этот новый Повелитель Заклинаний часто оказывался израненным чуть не до смерти и из последних сил приползал сюда, в гробницу, чтобы обнять останки Гадастера. Такое случалось очень часто, даже слишком часто.

Не для Гадастера — какая польза от целого и красивого скелета человеку, который шагнул за грань смерти и рассудка, в бесконечное темное безумие? — а для самого Ингрила Амбелтера. С каждым исцелением он лишался частицы себя, и малая часть Гадастера просачивалась внутрь него, незаметно прокрадывалась и присоединялась к тому, что уже таилось внутри.

Ингрил оказался таким беззаботным и самоуверенным… Он гордо именовал себя Повелителем Заклинаний, но не смог ни увидеть, ни почувствовать волю Гадастера, когда лежал, обнимая скелет, и впитывал его силу.

Если так будет продолжаться и дальше, то настанет день, когда Ингрил обнаружит, что заклятие, наложенное им на останки Гадастера, оказалось обоюдоострым… Может быть, это случится через год или через три года… И тогда Гадастер сполна утолит свою жажду — он заберет тело Ингрила себе и отплатит недостойному ученику за его вероломство.

Да, для волшебника нет ничего опаснее, чем использование магии, которую он не вполне понимает. Нужно понимать все, до малейшей, самой незначительной подробности. Магия — это не просто вспышки и огненные шары. Иначе не будет никакой разницы между чародеем и маленьким ребенком, который играет с горящим углем и беззаботно поджигает то занавеску, то кресло, тем самым обрекая на гибель и себя самого, и весь дом.

Однако той магии, которая так побеспокоила его старые кости, Гадастер не знал. Эта магия сотрясла древнейшие заклинания, наложенные на дворец, — те заклинания, которые были давным-давно позабыты еще тогда, когда Гадастер впервые добавил к ним свою магию, когда он только поступил на службу к барону Серебряное Древо.