Скитники
Шрифт:
Скитники, видевшие этих животных впервые, наблюдали за ними затаив дыхание до тех пор, пока они не ушли за утес.
Покамест разожгли костёр, заварили из порошка чаги чай, поели вяленного мяса, у горизонта, там где дыбились облака, тихо разгорелся закат. Подступавшие с востока сумерки сглаживали зубчатые контуры хребтов, заливали серой мглой ущелья, деревья.
Переночевав в безветренном скальном кармане, с первыми лучами солнца ребята продолжили путь. Им необходимо было спуститься в ущелье, ведущее к пойме Реки. По её берегам вверх и вниз по течению тянулись оленьи пастбища Корнейкиного
Нисходить по крутому склону, испещрённому серыми языками осыпей, приходилось частыми, скользящими шажками так как мелкие остро ограненные камни, едва на них ступала нога, уползали вниз, так и норовя увлечь путников с собой. .
Чем ниже спускались молодые скитники, тем чаще попадались деревья: елочки, пореже берёзки. Некоторые прилепились прямо к голым скалам. Скитники с уважением взирали на этих неприхотливых храбрецов, вцепившихся корнями в каменную плоть. Причудливо изогнутые стволы тянулись в небесную высь, бодро топорщились хвоей и, похоже, что эти деревья не горевали, что так неказисты и уродливы. Ближе ко дну ущелья стали появляться крупноствольные ели.
Смеркалось. На небе вызревали первые звездочки. Опустившаяся на землю тьма потушила кровавые сгустки заката. Горы помрачнели и взирали угрюмо, неприветливо. Дохнуло холодом. В тишине все отчетливей звенел прыгающий с уступа на уступ ключ.
Пока Захар рвал ягель для постели, Корней собрал сушняка, достал трут, высек кресалом искру, запалил костер. В колеблющемся свете деревья то выбегали из темноты, то вновь скрывались в ней. Хотя Корней родился и вырос в старообрядческой семье, эвенкийская кровь давала о себе знать. И не удивительно, что полыхающий костер представлялся ему живым существом, детёнышем жизнь творящего солнца. Рядом с ним Корней чувствовал себя уверенней и покойней.
В предвкушении встречи с этим преданным, незаменимым другом, парень разжигал костёр всегда с особым трепетом. После того, как огонь расползался по сучьям весело приплясывающими язычками и, лаская, согревал всё вокруг, Корней погружался в состояние блаженства и тихого счастья.
Вот и сейчас, уткнув подбородки в колени, Корней с Захаром, вспоминая события минувшего дня, умиротворенно наслаждались ласковым теплом и наблюдали за чарующей игрой языков пламени. А вспомнить было что: сегодня они впервые видели снежных баранов, полюбовались причудливыми рубцами величественных хребтов и безмятежным покоем обширной долины, по которой когда-то кочевала мать Корнея.
– У костра главное назначение - обогревать, а в чём назначение человека?.. Может в познании нового, ранее не веданного, - раздумчиво произнёс Корней, глядя на жарко трепещущее полотнище. Костер, словно соглашаясь с ним, одобрительно протрещал, выстрелив в черную бесконечность сноп искр.
– А я как-то и не задумывался, над этим. Живу просто по вере и совести, чего уж мудрить тут - откликнулся, задремавший было Захар.
Сняв с огня котелок, парни перекрестились на восток и принялись за похлебку. После ужина Корней, усевшись поближе к огню, принялся латать порванные в кедровом стланике штаны. ..
Проснулся он от предрассветного холода. Захар еще спал. Слабые, синюшные светлячки устало блуждали по почерневшим головешкам. Во мгле
Подкрепились сладковатыми сухарями из высушенной крови, упаковали котомки, окинули хозяйским взглядом стоянку - не забыли ли чего и тронулись. Солнце, заливая все вокруг живительным светом, всходило из-за гор. Пробудившийся ветерок принес свежесть хвойного леса и терпкий запах багульника.
По дну ущелья идти было легче - мотаясь от одного ската к другому, по нему вилась торная звериная тропа. Правда, иногда ее перегораживали свежие осыпи или остатки еще не растаявших наледей, но они почти не затрудняли ходьбу.
К вечеру скитники достигли широко раскрытого устья ущелья, выходившего на пойму Реки. Корней оценивающе глянул на зависшее над горизонтом светило: успеет ли до темноты подняться на ближний отрог, чтобы с его высоты отыскать на широкой долине столбы дымокуров дедова становища?
"Если поторопиться, то в самый раз", прикинул он и, наказав Захару развести костер и готовить ужин, побежал к ближайшему утёсу по тропе, тараня прибрежные кусты. Вдруг земля под ногами исчезла и, не успев что-либо сообразить, Корней с головой погрузился в воду. Отчаянно работая руками и ногами, он вынырнул на поверхность, стащил с себя заплечную котомку. Увидев, что та не тонет, обхватил ее левой рукой и, загребая правой, поплыл к более пологому берегу. Но мощное течение несло вниз.
Впереди показалось ветвистое дерево, застрявшее посреди реки. Через несколько мгновений пловец врезался в него. Цепляясь за гибкие ветви, он с кошачьей ловкостью взобрался на вибрирующий под напором воды ствол.
– Господи, как Ты добр ко мне, торопыге! Благодарю Тебя за бесконечную милость!
– прошептал Корней и перебрался по толстой боковой ветви поближе к отмели. Оттуда вброд достиг берега и, убедившись, что тельник* на месте, первым делом высыпал на землю содержимое котомки. Слава Богу, молодой, но уже опытный таежник не зря паковал боящиеся влаги вещи и продукты в специально выделанные и отмятые мочевые пузыри оленей, лосей и туго завязывал их горловины сухожилиями - все было сухим, ничего не подмокло..
Уже смеркалось, и Корней поторопился вернуться к Захару.
*Тельник - нательный крест.
ЭВЕНКИ.
Поутру их ожидал сюрприз: из-за реки долетел отдаленный лай собак, следом вездесущий сплетник ветер нанес запах дыма вперемежку с едва уловимым ароматом вареного мяса. Найдя широкий брод, ребята пошли на встречу ветру. Вскоре показались остроконечные жилища эвенков - чумы, понурые олени возле дымарей.