Сколько длятся полвека?
Шрифт:
— Не ошибаюсь, комбриг Вальтер? Я Кольцов. Простите, вторгся в ваши пределы, полагал, будто еще во владениях Лукача. «Шел в комнату, попал в другую».
С самого начала он перехватил инициативу. Вместо корреспондентских вопросов сам давал пояснения.
— Намеревался к вам нагрянуть, совершить обряд знакомства — чин чином.
Близорукие глаза весело щурились за толстыми стеклами. Кольцов не скрывал иронию по поводу «обряда знакомства». Но коль скоро военные товарищи почитают этот обряд…
— От Лукача запросто не уйдешь. Венгерское хлебосольство.
— Не верится, чтобы мало–мальски грамотный командир вел себя, как феодал.
— Обожаю, когда сомневаются. Еще старик Декарт советовал все подвергать сомнению. Однако в молодой армии с путаными традициями и без современного опыта наличествуют психологические особенности. Вот какие вуаля, изрек бы наш друг Горев. Вы с Лукачем притерлись, воюете слаженно. Но вы со своим левым соседом, а Лукач с правым, насколько смею судить, взаимодействие не наладили. Пытались, верно ведь, пытались? Потом по–российски махнули рукой: сами с усами, обойдемся.
Разговор отдавал легкой пикировкой. Вальтера это устраивало. Тем более ироничный собеседник охотно делится наблюдениями.
— Не вздумайте печься о моей безопасности, — остановился Кольцов, — не втирайте очки, будто передний край начинается в трех километрах от первой траншеи. Не такая уж я штафирка…
— Мне известно ваше воинское звание и некоторые полководческие идеи.
— Например? — насторожился Кольцов. — Держу пари, вы по поводу одной дивизии, достаточной для победы. Оцепили мою проницательность?
— Проницательность — да, идею — нет.
— Она была правомерна для своего момента. Устаревшие идеи выглядят комично. Я бы с наслаждением посмеялся вместе с вами. Есть своеобразное удовольствие в издевке над собой. Но весь оптимизм я расходую на корреспонденции, все упорство — на переговоры с некоторыми лицами, не желающими отличать черное от белого. Шкода часу [36], сказали бы ваши земляки.
Кольцова, как и многих, беспокоило готовящееся наступление к югу от Мадрида. Франко нацелился перерезать дорогу на Валенсию, взять столицу измором — не мытьем, так катаньем.
Республиканский Генштаб намечал контрнаступление. Но подготовка велась через пень колоду.
Кольцов и Вальтер прогуливались под деревьями.
Вальтер подивился, насколько досконально вник Кольцов в ситуацию по обе стороны фронта. Образцы и калибры германских орудий, принципы размещения, система боепитания. Состав мятежной армии, настроения. Переформировка марокканских частей.
— Несмотря на склоки и подсиживания, мятежные генералы действуют слаженно. Приказы отдаются для исполнения, а не на предмет бесконечных полемик… На занятиях отрабатывают только наступление… Когда–нибудь я с вас сдеру вдвойне за эту информацию, — посулил Кольцов. — Сегодня о вашем участке писать не намерен.
Вальтеру не хотелось отпускать Кольцова.
— Не отважусь состязаться с Лукачем в хлебосольстве. Но рюмка коньяка, стакан доброго вина, чашка кофе.
— Воспользуюсь. Но опять–таки не сегодня. Чувствуйте себя должником. Мне надо ехать и в пути обдумать, о чем писать. Автомобиль — место, где удается думать в одиночестве. Вы заметили: война — полное отсутствие одиночества… Будете в Мадриде — наведайтесь в «Палас».
— Там госпиталь.
Вальтер знал доподлинно: в «Паласе» лежал раненый Курт.
— Там я нашел укромное пристанище… Это имеет свои плюсы… Послушайте, — Кольцов снял очки, поглядел на стекла. Без очков он чувствовал себя настолько беспомощно, что прервал речь. — Слишком официально величать друг друга, как на пригласительных билетах: товарищ и фамилия. По имени–отчеству вы меня можете, я вас, видимо, нет. А просто: Вальтер — Кольцов?
— Принимается. Рад с вами познакомиться, Кольцов.
— Взаимно, Вальтер.
Вальтер смотрел вслед невысокому человеку в синем пальто, удалявшемуся быстрыми мелкими шажками.
Отбив атаки, бригады Лукача и Вальтера несколько продвинулись вперед по межгорной лощине. В этих операциях они пользовались поддержкой танков. Вальтер удивился, увидев, как из люка головной машины вылез Кольцов в засаленном комбинезоне. Из следующей машины, кряхтя, извлекая из недр Т-26 могучее тело, поблескивая бритым черепом, вылез генерал Де Пабло'. Появлению Де Пабло и Кольцова радоваться не следовало. Танкисты заплутались, двигались на Махадаонду, а вышли под Лас Розас. Генерал Де Пабло знал по–испански единственное слово «фуэго» (огонь).
Когда отгремели бои под Махадаондой, последовал приказ о переводе бригад на Хараму. Туда, где мадридское сражение вступало в новую фазу.
Осенью 1942 года 13-я гвардейская дивизия сражалась на берегу Волги. Штабной блиндаж лепился в 300 метрах от реки. Внутри на стене висел план Мадрида. Так велел командир дивизии генерал Александр Ильич Родимцев, в бытность свою в Испании — инструктор пулеметного дела капитан Гешос.
Среди бумаг Сверчевского хранились переписанные от руки отрывки из стихотворения К. Симонова.
Кружится испанская пластинка.
Изогнувшись в тонкую дугу,
Женщина под черною косынкой
Пляшет на вертящемся кругу.
[37]
Одержима яростною верой
В то, что он когда–нибудь придет,
Вечные слова «Jo te auiero»
[38]
Пляшущая женщина поет.
В дымной, промерзающей землянке,