Сколько стоит любовь?
Шрифт:
Герти до сих пор не произнесла ни слова, даже не пошевельнулась. Теперь она подняла одну из статуэток, поднесла к заставленному окну, нацепила очки и стала рассматривать ее со всех сторон.
– Мейсен, – сказала она наконец.
– Что?
– Мейсен, Германия. Или я очень ошибаюсь, или это мейсенский фарфор.
– Это так важно? – спросила Сирена.
– О, да. Если я правильно помню, в начале восемнадцатого века в Германии жил химик, который первым стал использовать каолин для производства белого фарфора. Его секрет был величайшим достоянием мейсенских
Сирена хотела сказать Герти, что все это похоже на сцену из какой-то пьесы. Перестаньте меня дурачить и скажите, что эти безделушки куплены в обычной посудной лавке. Но Герти ее не дурачит. Если она знает, что в восемнадцатом веке немцы начали делать белый фарфор, то нет причин сомневаться в том, что ее лошадки – это нечто большее, чем обычный подарок ребенку.
– О, – прошептала она, – а вы не представляете себе сколько…?
Герти покачала головой. Ее глаза стали совсем круглыми и огромными.
– В одной из моих книг по искусству есть очень похожая статуэтка. Там написано, что она была продана за шестьдесят тысяч долларов. А это было много лет назад.
– Шестьдесят тысяч? – Сирена так и осталась с открытым ртом. – Это что, первоапрельская шутка?
– А вы предпочли бы, чтобы это была шутка? – спросил Грейндж тоном, которого она у него прежде не слышала. Он уже аккуратно заворачивал одну из статуэток. Сирене показалось, что у него слегка дрожат руки.
– Да. Нет. О, я не знаю, – пробормотала она. – Это бред, этого не может быть.
Грейндж взял из рук Герти вторую фигурку и начал слой за слоем заворачивать ее в бумагу.
– Еще как может. Если моя милая тетушка знает, что говорит, пропало все ваше цыганство, дорогая Сирена. Насколько я знаю, не бывает цыганок-миллионерш.
Говоря о миллионах, Грейндж, конечно, преувеличивал, но Сирене не хотелось его поправлять. Она наблюдала за ним, завороженная его движениями. Наконец он аккуратно уложил статуэтки, закрыл ящик крышкой и хлопнул по ней ладонью, так что в тишине комнаты отозвалось эхо.
Он встал, отряхнул брюки и помог ей подняться. Она стояла на затекших ногах и по-прежнему глядела не на коробки, а на него. Номер 10, было написано на его футболке. Похоже было, что это очень важный номер.
– Что вы хотите делать? – спросил Грейндж.
– Делать? – В ее глазах уже не стояли слезы. Наверное, она слишком потрясена, чтобы плакать.
– С коробками. Вы хотите убрать их в багажник?
Ей казалось, что снова похоронить эти сокровища будет неуважением к памяти отца. Но, с другой стороны, если они окажутся под замком, может быть, ей будет легче справиться с тем, что на нее обрушилось?
– Да, – пробормотала она, – в багажник.
Грейндж подождал, пока Сирена закроет багажник, прежде чем заговорить. Если бы рядом не было тетушки, он сказал бы Сирене, что слова Герти следует принимать с некоторой поправкой. Тетя Герти слишком легко увлекалась. И все же казалось удивительным, что Сирена
Его жизнь была связана с банком, деньгами, которые играли такую важную роль в мире. А Сирена заворачивала свое богатство в старые газеты.
Он взял ее за руку и отвел в сторону, так как было видно, что вести машину сейчас для нее слишком сложная задача.
– У меня есть предложение, – громко проговорил он, надеясь проникнуть в ее оглушенное сознание.
– Предложение?
Хорошо бы она перестала моргать, потому что иначе он забывает обо всем, кроме этих огромных, туманных, невинных глаз.
– У меня есть приятель, который работает в одном из музеев Сан-Франциско. Если я попрошу, он посмотрит вашу коллекцию. И назовет правильную цену.
– О, – Сирена отступила на полшага и обернулась к нему. Грейнджу показалось, что она плохо стоит на ногах, и он поспешил поддержать ее. – Значит, мне придется поехать в Сан-Франциско?
– В общем, да.
Сирена слегка улыбнулась.
– Я знаю, что выгляжу как полная дура. – Она поддала ногой грязную ледышку, повернула лицо к солнцу. – Просто во все это невозможно поверить. Шестьдесят тысяч за статуэтку. Как вы думаете, она не ошибается?
Грейндж пожал плечами.
– До сих пор у меня не было причин сомневаться в ее словах. Но это, пожалуй, многовато.
– У меня такое же чувство. Она говорила о мейсенском фарфоре, но может быть, у меня совсем не то.
– Может быть. Но если ваша коллекция действительно столько стоит, что вы собираетесь с ней делать?
– Что вы имеете в виду?
Грейндж сдержал улыбку. Сирена вела себя так же, как он вел бы себя в подобных обстоятельствах: она была ошеломлена.
– Я имею в виду, – медленно и внятно произнес он, – что деньгам можно найти разное применение. Если вы правильно ими распорядитесь, вам можно будет долго не работать, может быть, всю жизнь. Я могу предложить массу вариантов.
– Что? – Сирена уперла руки в бока. – Разве я говорила, что хочу их продать?
– Я просто… – Грейндж тщетно придумывал ответ. – В порядке предположения…
– Ваше предположение никуда не годится. Я и думать не хочу о продаже.
– Вы уверены? – с нажимом спросил он. Он не был бы банкиром, сели бы поступил по-другому. – Сирена, вы сидите на золоте или, вернее, возите золото в багажнике. У него есть лучшее применение, чем перегружать рессоры.
Сирена не могла не улыбнуться
– В ваших словах есть смысл. – Она содрогнулась от порыва ветра, долетевшего до маленькой стоянки перед магазином. – Но продавать… – Она запустила длинные пальцы в густые светлые волосы. – Почему вдруг все стало так сложно?