Сколько стоит любовь?
Шрифт:
И она целовала его.
Она стала частью этой маленькой группы людей.
И когда она была рядом, он мог думать не только о двух старых любимых упрямцах.
– Я горжусь тобой, – сказала Сирена несколько часов спустя, когда они сидели бок о бок на кушетке в гостиной и смотрели телевизор. Дядя с тетей пошли навестить друзей. В первый раз она осталась в доме наедине с Грейнджем. Он разжег камин. Сирена отдернула шторы, чтобы можно было видеть, как за окном падает снег.
– Гордишься?
– Потому
Грейндж переключил телевизор на другую программу – с автогонок на розыгрыш призов какой-то лотереи.
– Мне кажется, легче гору свернуть.
– Значит, ты еще не сдался?
– Я не могу. – Грейндж опять переключил телевизор. На этот раз на экране появилась красавица лет двадцати пяти и ни на день старше. Она расписывала достоинства крема от морщин. – Но сегодня мне не хотелось бы об этом гворить.
– Я рада, – призналась Сирена. Она взяла у него из рук пульт и нажимала кнопки до тех пор, пока не остановилась на скрежещущей тормозами на крутом повороте машине, за которой гнались полицейские. Она прислонилась головой к плечу Грейнджа, провела рукой по цифрам на его футболке и вздохнула. Еле слышный запах лука еще висел в воздухе. Треск дров в камине служил прекрасным фоном для размышлений, если это можно было назвать размышлениями.
– Сирена, я собираюсь уехать в этот уик-энд.
О чем он говорит? Сирена попыталась выпрямиться, но плечо Грейнджа было слишком теплым и удобным.
– В этот уик-энд?
– Я хотел бы, чтобы ты поехала со мной.
Я хотел бы, чтобы ты поехала со мной.
– О!
Он обернулся к ней, рукой приподнял ее голову.
– Ты удивлена! Мы же говорили об этом, помнишь?
Конечно, она помнила.
– Я знаю. Но мне здесь так хорошо, что я об этом не думала.
– И тебе не интересно узнать, сколько стоит коллекция?
– Конечно, интересно. – Передняя машина врезалась в цементный столб. Вспыхнуло пламя, водитель стал выбираться из салона. Вдруг экран погас.
– Зачем ты это сделал?
Грейндж не улыбался, лицо его было хмурым.
– Пытаюсь завладеть вашим вниманием, Сирена Айсом. Я задал вопрос. Я спросил, хотите ли вы оценить коллекцию отца.
Коллекция отца. Мои воспоминания.
– Я только что сказала, что хочу.
– Но, как видно, не очень.
Сирена попыталась проанализировать его тон. Это было трудно, ведь Грейндж сидел так близко, а огонь в камине трещал, а на улице все еще шел снег.
– Я буду интересоваться этим по-настоящему потом, когда дойдет до дела.
Грейндж охнул, но она видела, что он улыбается.
– Ты когда-нибудь участвовала в лотерее?
– Кажется, да, раз или два. А почему ты спрашиваешь?
Он снова улыбнулся.
– Ей-Богу, ты еще хуже, чем дядя с тетей. Если есть деньги, чтобы оплатить счета за месяц, ты уже счастлива,
– Вообще-то да. – Она немного обиделась. Он хочет, чтобы она была другой? – Иногда приходится туго, например, если полетело сцепление и нет денег его починить. Такое случается довольно часто.
– Этого бы не случалось, если бы ты регулярно откладывала деньги. Тогда непредвиденные расходы тебя бы не беспокоили.
Это уже становилось похоже на нотацию.
– Грейндж, это моя жизнь. И жизнь твоих родственников принадлежит только им.
Его улыбка увяла.
– Вы однажды это уже говорили.
Может быть. Она не могла вспомнить, когда. Ну ладно, если он не хочет, чтобы ему читали нотации, а она не хочет, чтобы читали нотации ей, о чем остается разговаривать? Она сказала, что поедет следом за ним в своей машине. Она не возражала, когда он снова предложил, нет, попросил, чтобы она остановилась у него. Дрова в камине продолжали потрескивать, а снег, освещенный уличными фонарями, продолжал падать. Она радовалась тишине и думала, что ей никогда не будет нужен телевизор, если рядом будет Грейндж. Герти и Гэллам должны были вернуться не раньше чем через час. Целый час.
Грейндж не сводил с нее глаз, приглушенно блестевших в неярком свете единственной включенной лампы. Линия его рта смягчилась, рука ласково поглаживала ее затылок.
– О чем ты думаешь? – спросила Сирена, когда тишина, казалось, стала жить своей собственной жизнью.
– Пытаюсь вообразить тебя в мехах и драгоценностях. Я имею в виду настоящие украшения, а не эти цыганские побрякушки.
– Эти, как ты выражаешься, цыганские побрякушки вполне меня устраивают.
– Да, конечно. Но я пытаюсь представить тебя в чем-нибудь первоклассном. Просто, чтобы посмотреть, как это будет выглядеть.
Она задумалась, и пока она думала, ее рука гладила его подбородок, наслаждаясь прикосновением к чуть шершавой от уже отросшей щетины коже.
– Но у меня нет классной одежды. Джинсы и жемчуга. Что ты на это скажешь?
Он придвинулся к ней ближе, а когда откинул голову, в зубах у него была зажата прядь ее волос. Он заговорил, не выпуская ее изо рта.
– Кажется, это противоречит законам моды. Если бы у тебя была возможность получить все, что угодно, что бы ты выбрала?
Что за дурацкий вопрос.
– Бриллиантовую запонку в нос. Я однажды работала с парнем, который ходил в такой. Очень привлекает внимание.
– Да уж, наверное. – Грейндж отпустил ее волосы. – Нет.
– Что нет?
– Тебе не пойдет бриллиантовая запонка в носу. Дело в том, что я так привык видеть тебя в вещах, которые будто куплены на дешевой распродаже, что не могу представить ни в чем другом.
Сирена улыбнулась, вернее, попыталась улыбнуться. Не так-то легко было изображать непринужденное веселье, когда он сидел так близко, когда она чувствовала его тепло.