Сколько золота в этих холмах
Шрифт:
– Это смешно, – обрывает ее Люси. – Никаких исторических свидетельств этого нет. – «Учительская брехня» – так с ухмылкой называл это ба. Люси нравится, как длинные слова отвлекают ее внимание от грязной руки. – В книгах написано, что бизоны в этих краях вымерли.
– Ба говорил, что истина, известная народу, не совпадает с тем, что написано в книгах.
По большей части Люси уступает. Но сегодня она говорит:
– Ну, ты же не народ. – Хотя она видит только силуэт Сэм, но слышит, как та с хрустом перебирает костяшки пальцев. – Я хочу сказать, что ты еще не выросла. Мы ведь дети, правда? Нам нужны дом и еда. Но прежде
Сэм вскакивает, чтобы затоптать искру, выпрыгнувшую из костра. От ее огня занялся пучок травы. Им следовало очистить участок побольше, следовало потратить больше сил. Следовало, следовало. Каждое маленькое движение в последние дни приближает их к катастрофе – подмигивание звезды навевает мысли о фонаре отряда преследователей, цокот копыт Нелли звучит как щелчок взводимого курка, и Люси с каждым днем теряет энергию, необходимую, чтобы оставаться настороже. Она настолько выпотрошена, что ее может унести ветер. «Пусть горят холмы», – думает она, глядя как Сэм, которая затаптывает пламя, которым зашлась было трава, дольше и яростнее, чем это требуется. Сэм всегда находит какое-нибудь отвлечение, когда чувствует, что Люси собирается произнести то самое слово.
«Умер, – говорит про себя Люси. – Мертв, смерть, умер». Она раскладывает слова, воображая сундук ма в могиле. Земля падает на пряжки и дерево. Сначала горстями, потом полными лопатами – гулкий стук о крышку. У них есть серебро. У них есть вода. Что еще надо Сэм?
– Что делает дом домом? – спрашивает Люси, и Сэм впервые за несколько дней смотрит ей глаза в глаза и видит в них трехногую собаку.
В первый раз Люси увидела эту собаку на противоположном берегу озерца – она выбралась из ручья, вышедшего из берегов после грозы. Это случилось на следующий день после смерти ма, и за пространством стальной воды собака казалась белым пятном. Люси думала, что это призрак, пока та не побежала – ни один призрак не может так хромать. Красный обрубок задней ноги имел потрепанный вид. Собака хромала, как ба. Люси не бросилась за ней вдогонку. Она искала следы захоронения – места, где ба закопал ма.
На следующий день собака появилась снова, и Люси опять не смогла найти могилу. Собака появилась и на следующий день, ее искалеченное тело описывало в воздухе идеальные дуги. Собака появилась и на следующий день, и на следующий, и на следующий, когда Люси тщетно искала могилу, о которой отказывался говорить ба. Собака научилась ходить, бегать, гоняться за опавшими листьями, а ба дома тем временем становился все более и более косолапым. Он разбивал пальцы на ногах, неправильно рассчитывал шаги, падал на скамью, на которой сидела Люси. Девочка, скамья, мужчина лежали на полу, сплетясь друг с другом. Люси, впервые после смерти ма, оказалась настолько близко с отцом, что почувствовала запах виски. Они пытались подняться и снова падали. Ба ударил ее и продолжал молотить, пока она не оказалась прижатой к стене с его кулаком на ее животе.
Люси день за днем все больше времени уделяла изучению собаки. Поражалась ее грациозности среди обломков. В тот день, когда Люси отказалась от дальнейших поисков, день, когда высохло озеро и долина лежала обнаженная без каких-либо признаков захоронения, собака подошла к ней. Вблизи ее глаза были карие и печальные. Вблизи она оказалась сукой.
Люси тайно покормила собаку за домом. Остатками того, что не доел
Потом наступил день, когда пьянство кончилось. Ба утром отправился на работу и удивил Люси по возвращении: в одной руке мука и свинина, в другой – виски. Сэм тащилась следом; руки Сэм, как и руки ба, были черны от угольной пыли. Чистые пальцы Люси прикасались только к остаткам еды и собачьей морде.
«Правильное вознаграждение за день тяжелой работы», – сказал ба, взвешивая в руке бутылку. Он ударил собаку между глаз.
Собака рухнула, и Люси замерла. Она умела отличать настоящую гибель от притворства. И в самом деле: стоило ба отвернуться, как собака вскочила и понеслась прочь с куском свинины в пасти.
Люси не смогла сдержать улыбку, несмотря на предупредительную дрожь Сэм. Ба увидел. Что-то было посеяно в тот день в остатках материнского сада – урожай боли, горечи.
То было началом нового равновесия. Ба несколько дней подряд оставался трезвым настолько, что мог работать в угольной шахте. После нескольких глотков утром его руки твердо держали кайло. В дни выплаты жалованья он приходил домой в драчливом настроении, и его кулаки сразу же начинали работать в буйном ритме. Люси заучила необходимые действия со своей стороны: бесшумное, проворное исчезновение. Если ей удавалось уйти достаточно быстро, то кулаки ба почти не доставали ее. Сэм заучила действия, необходимые, чтобы втиснуться между ба и Люси, когда танец становился слишком агрессивным.
Как-то раз, когда ба упал после не достигшего цели удара, Люси спросила, не хочет ли он, чтобы она помогала ему и на шахте. Он рассмеялся ей в лицо. Она увидела щербину в его зубах, и это зрелище напугало ее сильнее любого удара. Когда он потерял зуб? Когда открылась дыра в этом близком ей человеке и почему она даже не заметила этого изменения? «Добывать уголь – дело мужское», – проговорил он. Сэм помогла ему подняться, Сэм, которая одевалась как мальчишка, и работала как мальчишка, и деньги получала как мальчишка. Сэм, на руках которой появились мозоли и ссадины, обладала достаточной силой, чтобы поддерживать тело ба.
Их семья тоже научилась перемещаться на трех ногах. А потом собака вернулась.
Как-то вечером ба позвал их за дом. Там они увидели, что он гладит заднюю часть собачьей спины, торчащую из бочонка со свиным жиром. Целая нога, обрубок и флаг хвоста между ними. Ба погладил хвост, потом отошел назад и со всей силы ударил по целой ноге.
– Что делает собаку собакой? – спросил ба. На этот раз, когда собака попыталась бежать, обе травмированные ноги волочились за ней, она могла только ползти. Ба присел и положил палец на колено Люси. – Это вопрос на сообразительность. Ты любишь такие, умная голова.
Он ущипнул Люси. Сэм подошла поближе, чтобы ба не смог завести руку назад для удара. Люси предлагала в ответ лай, кусачесть, преданность. Она отвечала, а щипки перемещались на икру.
– Я тебе скажу, – проговорил наконец ба. Он перестал ее щипать не потому, что трясло Люси, а потому что тряслась его собственная больная нога. – Собака трусливое существо. Собаку делает собакой то, что она может бегать. Это – не собака. Тин во.
– Я не собака. Я тебе клянусь, ба, я не убегу.