Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности
Шрифт:
Скуратов, как и заявил, отвечать искусителю не собирался. Сделал каменное лицо, пошарил по карманам. К счастью, еще одна собственная, не принадлежавшая Антону и этому месту сигара у него осталась. Раскурил.
Совсем ему все происходящее не нравилось. Совсем. А уж особенно – что попал хозяин в самое больное место. Вчера, месяц, год назад ни за что бы он не поверил, будто такая провокация в отношении его кому-то удалась бы. А сейчас – поверил.
Приехал к нему генерал Суздалев, попросил помочь, очень деликатно. Согласился. А если бы нет? Дальше думать не хотелось. Вдруг все так и есть? Не зря же от кого-то с прошлого лета скрывался отважный, сильный,
– Ну, будь по-вашему, – развел руками Антон. – Только не вообразите, что вы меня испугали своим демаршем. Отправил бы вас домой, прямо сейчас. Честно скажу – не люблю капризных людей. Они меня… настораживают. Жаль, что вы нам все-таки нужны. Придется согласиться на первое условие. Только уж вы меня извините. Подозрения ваши и вправду не беспочвенны. Есть небольшое препятствие. Я сразу не стал говорить, чтобы не расстраивать. Интересно было спокойно поговорить.
«Ну, вот и дошло до сути, – отстраненно подумал Скуратов. – Чувствовал ведь, что с подвохом дело…»
– И в чем оно заключается?
– В том, с чего я и начал. Замок вас отпускать не хочет. Желает предварительно лично пообщаться.
– Он обо мне уже знает? – Вопрос прозвучал растерянно и, как тут же понял Виктор, – глупо.
– А я о чем все время толковал? Конечно, знает. И мог бы для собственного удовольствия вашу копию создать, с которой любые эксперименты производить. Только вы ему в качестве живого объекта нужны, обладающего полной свободой воли. Прошу прощения за сравнение, но здесь для него такая же разница, как между любовью и изнасилованием… Но вы не бойтесь, – Антон успокаивающе поднял руку ладонью вперед. – Пока что он моим прямым приказам еще подчиняется, и я пообещал, что вы непременно согласитесь с ним встретиться…
– Одним словом, вы меня все-таки обманули.
– Отнюдь. Но вы не хуже меня знаете, что в ходе решения каких угодно задач почти непременно возникают неожиданные затруднения. А слово свое я сдержу. Чтобы два умных человека одну машину не перехитрили…
– Подождите, а в чем, собственно, проблема? Ну давайте, могу я с вашим Замком побеседовать. Выясню, что его интересует. Возможно, это будет интересно. Что он меня сломает – не боюсь. Да вы ведь и сами примерно этого хотели. Чтобы я его на своем уровне продиагностировал.
– Проблема лишь в одном. Вдруг его интерес к вам окажется… чересчур продолжительным?
– Насколько?
– Вот чего не знаю… Если вы его не слишком заинтересуете, все может ограничиться несколькими фразами. Или – не уложитесь в срок вашего биологического существования…
По лицу Антона Скуратов понял, что он не шутит.
И ему снова стало очень страшно.
Форзейль успокаивающе положил ладонь Виктору на колено.
– Держите себя в руках. Так вопрос пока еще не стоит. Есть варианты. Пойдемте.
Радушным жестом Антон указал на дверь в смежную комнату. Там, среди антуража кабинета человека свободной профессии, жившего наверняка в конце общего для всех XIX века, на журнальном столике Виктор увидел незнакомый прибор. Незнакомый ему и явно из другого времени. Плоский чемоданчик с откинутой крышкой, внутренняя поверхность которой поблескивала темным стеклом. В стекле отражалась клавиатура из полутора сотен кнопок, квадратных, овальных и многоугольных. Разноцветных при этом. Скуратов подошел, нагнулся. Тридцать три были обозначены
64
В России Скуратова сохранялся «старый» алфавит, в котором присутствовали «ять», «фита», «ижица» и «и с точкой».
– А это что у вас? – Профессиональный интерес заставил отвлечься от тревожных мыслей.
– Тоже компьютер, – охотно ответил Антон. – Продукт отсталого ХХ века Главной исторической последовательности. Вы у себя до такого не доперли. Что и неудивительно. Зачем совершенная электроника отсталому обществу, не знавшему даже Второй мировой?
– Это мы отсталые?! – возмутился Виктор. – Мы к звездам летаем, до границ Галактики…
– Только напора поменьше, пожалуйста, – мило улыбнулся Антон, и Скуратов понял, что опять попался. И что вся его логика, весь настрой резистанса? [65]
65
Резистанс – сопротивление, неприятие (фр.).
– Летаете, – кивнул Антон. – И много другого хорошего умеете. Жили б вы одни в окружающей Вселенной, больше и мечтать не о чем. Канаки до появления европейцев даже серфинг выдумали, от скуки и общего благополучия. И вдруг все изменилось. Вы, уважаемый академик, на игрушку, которую любой школьник с собой в рюкзачке таскает и перед друзьями хвастает: «У меня одних фильмов семьдесят гигабайт, да музыки столько же», – смотрите, как… Ну, не будем уточнять. Мы за Игорем пришли? Сейчас.
Антон присел на край стула работы мастера Гамбса, пробежал пальцами по кнопкам. На экране сначала замелькали черно-белые символы, потом возникла цветная заставка, изображающая вид сверху на пролив Золотые ворота, стремительно стянувшаяся в инфрафиолетовую спираль. От этого у Скуратова слегка поплыло в глазах и нарушилась координация. Как и в прошлый раз.
Спираль, меняя цвета в обратную сторону, развернулась, и перед Виктором возник Ростокин собственной персоной, захваченный вызовом в помещении, похожем на тот кабинет, где сейчас находился Виктор. Только за его спиной был виден большой корабельный иллюминатор, сквозь который на потолок падали солнечные блики, переливающиеся оттенками бело-голубого, беспорядочно скользящие в такт качке и волнению. Он удивленно вскинул голову, почувствовав, что на него смотрят.
– Антон? Откуда вдруг? Мы ведь договаривались…
– Так уж вышло, Игорь. Смотри, кто к нам пришел…
Он чуть повернул ноутбук, так, что в поле зрения экрана оказался Скуратов.
– О, и ты здесь, Витя?! – Ростокин явно был поражен. Слишком не стыковались две эти личности. Он просто представить себе не мог, чтобы у Антона и Виктора могли возникнуть точки взаимосоприкосновения.
– Как ты здесь очутился, братан? – Последнее слово в качестве обращения было совсем несвойственно прежнему Игорю, подумал Скуратов. Да и вообще не употреблялось в их России. Разве что в словаре Даля сохранилось. Наверное, уже в новой жизни подцепил.