Скоро полночь. Том 2. Всем смертям назло
Шрифт:
Потом Андрей подошел к хозяйке и спросил у нее координаты места, где погибли и были похоронены Лихарев с девушками.
Она посмотрела на него удивленно-непонимающе:
— Тебе — зачем?
— Да знаешь, мадам, захотелось мне букетик на могилу положить. Такая вот дурацкая натура… Девочкам — букетик, у вас им точно их никто не дарил, а Валентину, по-солдатски, — стопарик с черной корочкой. Всю жизнь форму носил и в бою погиб…
Андрей говорил, что думал, не имея в виду достать до души главную аггрианку, а тут вдруг увидел, что ее большие персидские глаза явно повлажнели. Что-то у нее тоже шевельнулось. Опять же в процессе «обрусения». Эмигранты разного
— Спасибо. Тебе сопровождение нужно?
— Нам? Зачем. Флигер — и все. Часика через два вернемся.
Ну да, нам. Они собрались слетать туда с Шульгиным.
Ирина ни взглядом, ни словом не выразила протеста, узнав, куда и зачем собрались неразлучные друзья.
— За меня тоже помяните, — только и сказала.
Могила была устроена плохо, очень наскоро. Так, накидали, будто малыми саперными лопатками, невзрачный холмик, и больше ничего, ни креста, ни другого памятного знака.
— Басурманы, ети их в качель, — только и сказал Сашка, присаживаясь на теплый камень у изголовья (если правильно хоронили).
Зато место было очень хорошее. Справа — долина, на плоскости которой высилась гигантская, косо поставленная на землю шестеренка аггрианской базы, по которой им довелось полазить. Сначала снаружи, потом и внутри.
Слева — волнами поднимающиеся одна за другой заснеженные гряды гор. Зима тут продолжалась, не то что в долине. Солнце хотя и светило, но мороз был градусов десять, и с ветерком. Но это не волновало, одежда соответствовала, только голые пальцы слегка мерзли.
— Слушай, Саш, — сказал вдруг Новиков, завершая обряд поминовения. Оставалось только троекратно выстрелить в воздух. — А что, например, стоит сказать Олегу и сдвинуть это дело на пару часов до того, как… Нас здесь в это время не было, а прочие хроноклазмы, на фоне всего…
И ведь действительно, в сравнении с уже бывшим, что может означать такое незначительное вмешательство? Никак на судьбах мира не отразившаяся гибель (не на Земле вдобавок) нескольких человек, отыгранная назад?
— Сдвинуть, сдвинуть… А ведь может и получиться. Если точно рассчитать время, настроить СПВ на их флигер и выхватить его на подлете, открыть перед ним окно. Проскочат к Олегу в двадцатый пятый, и все… Никому не помешает… — принялся рассуждать вслух Шульгин. — Только как с вот этим быть? — указал он на могилу.
— Ну и что такого? — удивился Андрей. — Первый раз, что ли? Совсем незначительное «удвоение». Совершенно так же, как у Берестина с Ириной, или у тебя… Да и сам Лихарев, он ведь тоже из Ворошиловска тридцать восьмого как-то в Ставрополь две тысячи пятого прошмыгнул…
— Ну да, ну да! И вправду, ничего особенного не случилось, если не считать того, что потом приключилось. Твоя музейная история, и так далее. Если бы Лихарев тогда не сбежал, фактически и ничего последующего не было бы. То есть целый год мы прожили бы совершенно иначе. Без Испании, без новой/старой Москвы, и князя бы не спасли и…
— И чем это хуже всего остального? Помнишь нашу старую дискуссию, о том, как поступать в условиях полной неопределенности?
— Как не помнить. Выбирая вариант поведения, при прочих равных следует остановиться на самом этически безупречном.
— И я о том же. Мы не знаем, что сулит будущее, но сейчас можем вернуть жизнь небезразличным всем нам
— Не убедил, — фыркнул Сашка, отбрасывая окурок. — Наиболее этичный поступок оказался катастрофичным по последствиям. А тот, кто юного Гитлера утопил бы в ванне, непременно бы вышку огреб от австрийского суда. И не поставили бы ему памятника в музее холокоста. Ладно, суха теория, мой друг, как говаривал Фауст. Или Мефистофель. — Шульгин вытащил рацию и начал вызывать Ирину.
— Дай-ка мне, — Андрей взял у него аппарат и принялся объяснять Ирине их замысел.
— Я не возражаю, — тут же согласилась она. — Немедленно переговорю с Олегом. Если технически возможно, он сделает. Тем более, он, кажется, тоже с одной из девушек подружился? Как, кстати, странно получилось! Полетели и погибли именно те, что с вами контактировали…
— Думаешь, Дайяна так подстроила?
— Не обязательно. И повыше нее есть силы. Или — глупейшее совпадение. Их группа участвовала в вашей встрече, та же группа всем составом и полетела.
— Дайяна еще тогда сказала — «самые подготовленные», — громко, чтобы Ирина его услышала, вставил Шульгин.
— В общем, я сейчас же этим займусь, — повторила она. — И если ни Дайяна, ни здешние девушки ничего об этом не узнают, хроноклазм не зафиксируется.
— А как же… — Андрей вспомнил, что, по словам Ирины, погибшие девушки пока еще неодушевленные болванки.
Она его поняла.
— Это — моя забота. Лихарев тоже вполне подготовлен. Все будет как надо. Я начинаю, а вы немедленно возвращайтесь…
— Слушаю и повинуюсь, госпожа, — настроение у Андрея резко улучшилось. Он отключил связь.
«Хотел бы в таком случае знать, что же здесь похоронено?» — подумал Сашка, но ничего не сказал, потому что увидел в небе над Базой нечто. Вскинул к глазам бинокль.
В километре отсюда, на высоте метров в шестьсот, строем клина шли три «медузы». Незнакомой конструкции, поменьше той, что они уничтожили здесь прошлый раз, но больше московской. Форма купола другая, щупальца из-под него не в два, а в три яруса, и подлиннее, кажется.
— …И вообще, они ведь уйдут в относительное прошлое, текущее и будущее тут ни при чем, — по инерции продолжал говорить Новиков, пока не увидел напряженную позу друга.
— Быстро, к флигеру, — прошипел Сашка, — тут мы как на ладони, вмиг раскатают…
Летательный аппарат, цветом не отличимый от окружающего снега, стоял чуть ниже, в удобной ложбинке, заметить его можно было только прямо сверху. Так ведь вряд ли дуггуры руководствуются одной визуальной информацией, не Первая мировая, где летнаб [58] заменял локаторы, пеленгаторы и прочие средства инструментальной разведки. А с другой стороны, кто его знает, каковы защитные свойства и фоновые излучения местных гор? Да и самого аггрианского изделия. Вдруг да маскируют от «медузьей» техники?
58
Летнаб — летчик-наблюдатель, особая специальность в авиации вплоть до начала тридцатых годов ХХ века.