Скорпионы в собственном соку
Шрифт:
Я преодолел не больше пятисот метров, и уже началось покалывание в боку; мне пришлось остановиться и перевести дух. Три четверти бутылки «Гленморанжи» и целая пачка «Бэнсон и Хэджес» оказали мне медвежью услугу.
Я должен был показать себя достойным свалившихся на меня обстоятельств и сделать огромное усилие, мгновенно превратиться в Затопека. [132]
Я снова продолжил свой бег.
Одно дело – что я не стал выдавать Астигаррагу прежде, чем закончил чтение его исповеди, и другое, совсем
132
Чешский спортсмен-легкоатлет.
Было очевидно, какой способ он выбрал для своего покушения – бомбу. Несомненно, телега с бочкой скрывала в себе взрывчатку. Я не имел ни малейшего представления о том, как он исхитрился достать нужное вещество и поместить его в бочку, но, судя по изворотливости, проявленной в остальных убийствах, и учитывая военную подготовку, полученную им в Алжире, это тоже меня не удивляло.
Трогательная жертва, человек безнадежно больной циррозом, был Оленцеро-бомбой-камикадзе.
Я посмотрел на часы: без пяти девять.
Посмотрим.
Он выехал из «Карты полушарий» около половины седьмого. Он собирался проделать свой путь очень медленно и отчасти кругами, раздавая повсюду конфеты и marron glacй, чтобы приехать в «Гуггенхайм» около девяти, через полчаса после начала банкета.
Я проклял два бесценных часа, потерянных на чтение всех его безумных разглагольствований, однако я все еще мог прийти туда вовремя. Хоть я и задыхался, как собака, брошенная в Сахаре, – многочисленные пешеходы смотрели на меня и делали такое лицо, словно столкнулись с бандитом, – я побежал еще немного быстрее. Боль в боку мучила меня еще сильнее, чем мысль о неизбежном упадке «Карты полушарий».
В три минуты десятого я с трудом спускался по широким ступеням музея, по которым приходится сходить, словно прихрамывая. Мне не пришло в голову проникнуть в здание через пандус, предназначенный для въезда машин.
Я пришел.
Гости продолжали входить в музей, не заметно было ничего необычного, по крайней мере отсюда.
Может быть, я даже пришел раньше, чем он.
В дверях я толкнул какую-то пару, чтобы они пропустили меня, – думаю, это был Рохелио Итурригори, председатель финансовой инспекции, вместе со своей супругой, – я оттолкнул в сторону девушку-администратора, просившую меня предъявить приглашение.
Он был там! Асти проехал по внутреннему двору и в этот момент двигался на своей телеге, запряженной ослом, по большому залу без колонн, где было самое сердце вечеринки, – гости приветствовали его овацией. Я увидел, как леендакари Чорибуру приближается к нему, чтобы поприветствовать!
Я перепрыгнул заграждение на входе, умудрившись не проломить себе башку, и закричал так, как никогда в своей жизни не кричал, – за секунду до того, как горилла-охранник повалил меня, словно игрока в регби.
– Осторожно!
В результате падения мой мобильник в форме арумбайского фетиша выпал из кармана пиджака и пролетел несколько метров по полу, оказавшись в конце концов под ботинком гориллы с лицом Стивена Сигала, тоже устремившейся ко мне.
Люди, окружавшие Оленцеро плотным кольцом, отпрянули, открывая пространство, с быстротой, с какой пестрая стая птиц теряет свой правильный строй перед нападением орла.
Телохранители леендакари окружили своего босса и в мгновение ока увели его.
По крайней мере дюжина пистолетов целилась в Асти и в меня.
Лежа на полу, обездвиженный гориллами, я снова закричал:
– Бочка с вином – это бомба.
Гостей поспешно оттеснили в зал без колонн; чтобы выпустить их через главные двери, нужно было пройти около Астигарраги.
Между двориком и входом в зал оставались только он и я, невежа, управлявший ослом, которого тоже крепко держали гориллы из музея, телохранители, несколько гостей – полагаю, главы Эрцаинцы, [133] – и Хабьер Болбора, считавший себя обязанным присутствовать там, ибо был советником по внутренним делам.
133
Баскской автономной полиции.
– Не двигайтесь! Оставайтесь на своем месте! – приказали Асти.
Антон продолжал стоять на облучке телеги, в нелепом костюме крестьянина, лишавшем происходящее драматизма и придававшем всей сцене оттенок абсурда.
Он посмотрел на меня, улыбаясь, и покачал головой, словно хотел выразить мне ласковый упрек за то, что я испортил его личный праздник.
Он медленно занес правую руку под пастушескую безрукавку из овчины, на уровень груди. Ему снова повелительно повторили, чтобы он не двигался, но он не послушался и ускорил свое движение – несомненно, он доставал спрятанное там оружие.
Мой крик заглушил сухой треск трех выстрелов.
Асти упал с телеги на спину, как внушительных размеров тряпичная кукла.
Я почувствовал себя жалким мерзавцем, как будто сам нажал на курок.
Осел испугался выстрелов и галопом помчался в зал без колонн. Его уложили, когда он добежал до гигантской минималистской скульптуры Ришара Серра. Осел, падая замертво, с силой перевернул бочку. Бочка отлетела в сторону и покатилась к вышеупомянутой скульптуре под названием «Змея»: это были три искривленные стальные стены.
Я подумал о том, что сейчас произойдет, и представил себе тесное пространство зала без колонн, куда, как сардины в банке, набились тысячи приглашенных.
Остальные бросились на пол, закрывая голову руками, кроме бедного Асти и меня: мы уже лежали на полу.
Бочка продолжала катиться на приличной скорости, пока не ударилась об острые грани скульптуры и там не разбилась; пол оказался залит красным вином, а также мочой Бегоньи Матраки, советника по образованию, которая описала юбку, пытаясь бежать.