Скотина
Шрифт:
Тревожно с этим советником. Кто-то, сидящий очень высоко в надзорном органе, ведет свою игру. Проверки с исправником — его затея. Говорит разумно, первое впечатление человека открытого и честного. Вот только нельзя с такими жизненными установками занять высокое место в силовых структурах — это невозможно в принципе.
С Современником еще хуже. Его цель — это моя Земля, старая, добрая, сердцу милая. Сценарий захвата давно готов, все роли расписаны, чего ждут? Что-то мешает, или кто-то. Если что-то — это точно способ перенестись живым весом. Портал открыть. Проблема точно на той стороне, могли бы открыть с этой — давно бы открыли. И этим сейчас занимается настоящий
Бодрый голос вывел из полудремы, — Борис, ты знаешь, что история этого мира насквозь фальшивая?
— Советник, так и заикой можно оставить. Я читал летопись явления Вечного ученика, пару глав точно. В остальное время только суетился и бегал. Остановится и подумать как-то особой возможности не было. Да и кому нужна, эта ваша история.
Холль взвизгнул, — Вечный ученик — это сказка для оправдания бессмысленного бега по кругу. Шоры на глазах загнанной лошади, которая приближается к пропасти. Я наблюдаю за тобой, ты тычешься как слепой котенок, носишься с никчемной коробкой, пытаешься защитить близких. Кто они тебе? Ты хочешь создать островок того, чего был лишен в прошлой жизни? Или это плацдарм для чего-то большего?
Не понимаю, что останавливает вот пря сейчас ему открыться. Мне не повредила бы поддержка, партнер, соратник. Если разговаривает, есть вероятность, что я ему нужен больше, чем он мне. Нельзя про Современника говорить, сейчас точно нельзя.
Видя, что я не реагирую, Холль добавил, — Знай, что все бесполезно. Этот мир обречен! Я расскажу, что выяснил за тридцать лет ковыряния в навозе и просеивания песка.
Для своего рассказа советник приблизился и начал смотреть прямо в глаза, очень для него это важная тема, а может важна моя реакция. Начал говорить артистично, с выражением, не забывая размахивать руками:
Это случилось почти две сотни лет назад. На Палме шёл 1947 год. Тогда этот мир назывался по-другому, но я нигде не нашел настоящего имени. Мир восстанавливался после опустошительной войны, поднимался с колен, начинал строить и творить. Казалось, что все ужасы позади, но оказалось — это начало конца.
Сначала появились источники странного ветра, от которого люди начали превращаться в пускающих слюни идиотов. Провалы в земле появились сразу на всех континентах, их оцепили и стали изучать. Странное явление не сдерживало ничего, ни толщи бетона и свинца, ни броня из сверхпрочных сплавов. Не помогали ни силовые поля, ни заговоры деревенских старух. Со временем источников становилось все больше, и они жалили все злее.
Любой человек мог внезапно почувствовать лицом порыв тёплого ласкового ветерка. Повернись к ветру спиной, и, если он продолжает дуть в лицо – беги, так, как не бегал никогда в жизни, иначе потеряешь всё.
Попав даже под короткий выброс, человек мгновенно лишался того, что умел делать лучше всего. Плотники больше не могли держать в руках топор, а шофёры не могли садиться за руль.
Пустели целые города, люди в панике пытались бежать, спасти свои семьи, найти укрытие. Пришла новая погибель. Те, кто лишались того, что умели — не обретали покой после смерти. Чем более умелым и мастеровитым был человек при жизни — тем более опасное и смертоносное существо из него выходило. Существо, которое умело только убивать.
Когда
Пилигримы, так они назвали себя, предложили людям защиту и ничего не попросили взамен. Они подарили людям чёрный камень, надёжно защищающий от Злого ветра.
В местах самых мощных прорывов они построили свои храмы, и заперли смертельную стихию. Но храмы служили не просто ветреной тюрьмой, там чужаки проводили свои странные обряды, а ещё выставили на обмен невиданный товар – волшебные Слезы. Способ, позволяющий мгновенно овладеть тем — о чем раньше не мог и мечтать.
Пилигримам были не нужны ни власть, ни золото, ни другие наши ресурсы. Слезы не продавались, их можно было только обменять на другие Слезы.
Зачем нобелевскому лауреату по химии его скучный гений? Его легко можно обменять на Слезу повелителя огня, мановением брови сжигать поля и дыханием плавить металл.
Зачем лучшему бомбардиру Европы скорость и умение владеть мячом? Сколько можно бегать на потеху публики? Не лучше ли вовремя, на пике карьеры научиться поднимать мертвецов и насылать проклятия?
Люди потянулись в храмы, чтобы обменять то, что есть, на то совсем не нужно. Человечество не сразу поняло, что превратилось в дикарей, которым принесли стеклянные бусы.
Таксист, лихо гоняющий по городу, секретарша, виртуозно печатающая на машинке, переводчик, болтающий на пяти языках – Пилигримы принимали все, щедро раздавая свои подарки.
В мире появилась и расцвела магия. Люди научились повелевать растениями и исцелять любые раны, научились летать и швыряться файерболами, жить под водой и мановением пальца строить дворцы.
Красивая сказка? Золотой век? Как бы не так! Самое интересное только начиналось.
В любом мире есть особые люди, которые имеют истинную власть. Они быстро почувствовали угрозу своим устоям. Они не польстились на дары Пилигримов, зачем тебе дешёвые фокусы, если ты повелитель мира? Люди разделились на два лагеря, и началась война. Мир погрузился в хаос почти на сорок лет.
У людей были боевые машины и подводные корабли. Быстро появились вычислители и шары, летающие так высоко, куда не достигают птицы. Люди поняли суть и природу вещества, изобрели оружие страшной разрушительной силы — немыслимой ранее. А ещё была жажда выжить, спасти свой мир и прогнать чужаков любой ценой. Они не могли проиграть, они забыли прошлые распри, объединились и почти победили.
Пилигримы были плохими бойцами. Они хитрили и извивались, прятались и отступали, трясясь над своими жалкими жизнями. Пилигримы очень боялись смерти, сдавали один храм за другим и почти убрались из нашего мира. Почти. Люди уже праздновали победу, осталось нанести последний удар, и враг бы сбежал, поджав хвост.
Но люди проиграли!
…
Советник опустился на кресло обессиленный, нелегко ему рассказ дался. После такой речи говорить не тянуло. Нечего тут сказать. Но что-то сказать надо.