Скрипач
Шрифт:
– Осторожнее, мосье! – сказал Ришаль, придерживая юношу за плечо.
Ганс оглянулся. В мостовую был вделан небольшой камень в виде сердца. Камень этот выступал немного над остальными. За него-то и зацепился ногой юноша.
Спустившись по ступенькам к двери, Ришаль стукнул несколько раз дверным молоточком. За дверью послышались легкие шаги и женский смех, и через пару секунд она отворилась.
Подозвав Ганса рукой, Ришаль шагнул в приглушенный свет, хлынувший в образовавшуюся щель на улицу. Юноша последовал за ним.
Как только Ганс вошел в комнату,
Над дверью тихонечко позванивали колокольчики. Через пару секунд послышались легкие быстрые шаги. Юноша поглядел на ведущую на второй этаж лестницу у противоположной стены, где мелькнул женский силуэт.
Появившаяся дама была одета куда скромнее расположившихся на диванах. Темно-синее платье до пола украшалось лишь тонкой линией кружева, пущенной по поясу и высокому воротнку-стойке.
– Bonjour, мосье! – поздоровалась женщина.
– Bonjour, madam, – ответил Ришаль и тут же отвел женщину в сторонку.
Молоденькие дамы, расположившиеся группкой на диванах, изредка бросали скользящие взгляды на вошедших, чему-то улыбались и продолжали оживленную беседу. Прислушавшись, Ганс понял, что разговаривают на незнакомом ему языке. Поймав очередной взгляд кудрявой черноволосой дамы, Ганс отчего-то смутился. Сконфуженно стоя у входной двери, юноша ожидал, чем же закончится беседа Ришаля с дамой в почти черном платье. Режиссер кивнул на черноволосую даму, которая продолжала бросать взгляды на юношу и улыбаться, затем вынул из кармана деньги и протянул их женщине в темном платье.
– Абена! –позвала женщина.
– Да? – раздался звонкий женский голос.
Женщина кивнула в сторону лестницы.
– Иду, – ответила Абена.
Абена легко поднялась с диванчика, скользнула мимо Ганса, улыбнувшись ему. Ришаль галантно подал ей руку и проследовал к лестнице. Когда они скрылись на втором этаже, женщина в темном платье обратилась к Гансу:
– Что угодно мосье?
Ганс замотал головой и скрестил ладони, показывая, что ему ничего не нужно.
– Может, кофею для мосье? – недоверчиво поинтересовалась женщина.
Ганс коротко кивнул, вынул из кармана бумагу и вывел ровными буквами: «Merci, madam!»
– Цдженка! Где Цдженка? – спросила женщина, возвращаясь к лестнице, затем
– Monsieur… – сказала одна из дам, сидящих на диване, обращаясь к Гансу, – Vous… Vous ne voulez pas… dire avec nous?
Эта худощавая блондинка путалась в словах и произношении. Очевидно было, что она плохо знает по-французски.
– Parlez-vous allemand? – написал Ганс и протянул листок блондинке.
– О, говорить по-немецки было бы гораздо лучше! – воскликнула радостно дама, – Вы немец?
«Да, я немец», – написал Ганс.
– Вы знаете, был тут у меня недавно один немец, – сказала другая дама, делая широкий жест рукой, повернутой ладонью вверх, – вот, говорят, немецкая аккуратность… Сухие, черствые люди… А ведь немец-то, ей богу, горяч был! Ха-ха-ха!
Все подхватили этот звонкий смех. Ганс не понимал, что было смешного в сказанном этой пышногрудой красавицей, поэтому сконфуженно улыбнулся и отодвинулся к спинке дивана.
– Кофей для мосье, – раздался голос над головой.
Ганс обернулся. Рядом стояла девушка в сером платье с белым передничком, а в руках её был поднос, на котором стояла белая кружка.
Ганс с благодарностью кивнул, когда девушка поставила кружку на небольшой столик перед диваном. Юноша хотел было поцеловать ручку этой особы в знак благодарности, но она резко и смущенно отстранилась, а затем, почему-то виновато опустив голову, поспешила удалиться из комнаты.
Юноша чувствовал себя неуютно в этом обществе. Ему казалось, что присутствие его здесь преступно, неправильно, но все же что-то манило, притягивало его к задорному звонкому смеху окружавших его женщин, к аромату неумело сваренного кофе, вина и духов.
Через пару минут дамы уговорили Ганса выпить, и разговор между ними стал ещё более оживленным и развязным. Всех забавляло, когда юноша быстрыми движениями выводил на бумаге ровные строчки, а затем кто-то один зачитывал написанное вслух, как суфлер за кулисами театра.
Прошло менее четверти часа, как вдруг откуда-то на втором этаже раздался стук. Что-то упало на пол, а затем раздался женский крик, переходящий в визг. Послышался топот стремительных шагов. Женщины притихли. Ганс приподнялся с дивана и направился к лестнице.
Юноша взбежал по ступенькам вверх, и вдруг, откуда ни возьмись, прямо ему в руки угодила полуголая девица, закутанная в платок. Ошеломленный, он стоял, не зная, что ему делать, прижимая к груди испуганную, рыдающую девицу.
– Я… Я… – она опустила руки, которые до этого прижимала к животу, прикрываясь платком.
Тонкий шелк съехал вниз с плеч, и Ганс ахнул от ужаса. Оставшаяся в одном исподнем платье Абена скользнула из рук Ганса на пол, открывая взгляду огромное красное пятно крови на животе. Юноша присел было рядом с ней, желая помочь, но взгляд замер на бессильно раскинутых руках и беспомощно склоненной вбок голове девушки. Её широко распахнутые глаза были наполнены страхом, ужасом, но вместе с тем, губы сжались в сдержанную улыбку счастья. Счастья избавления.