Скрипачка
Шрифт:
Этого еще не хватало! Что может быть глупее — устроить весь этот цирк с регистрацией, прорваться-таки сюда и беспомощно хлюпать носом. Алька сердито отвернулась к стенке.
— Перестань, не позорься. — Валерка смягчился, но голос его все равно был суровый. — Сейчас сюда снова мент заглянет, так что кончай.
— Черт меня дернул притащиться тогда, — прошептала Алька, вытирая глаза. — Не пришла бы, и ничего бы не случилось.
— А, ты об этом? — Он уже совсем успокоился. — Да брось, не бери в голову. Я же не из-за тебя к Крету пошел, я бы и сам…
Они молча сидели друг против друга, не зная, что сказать.
— Я сына твоего видела, — наконец
— Ты, я вижу, много чего за это время успела, — улыбнулся Валерка. — Спасибо.
Алька почти физически чувствовала, как пролетают минута за минутой отведенного им времени. Как хорошо они могли бы сейчас разговаривать. Сейчас, когда они впервые смотрят друг другу в глаза, без страха, без насмешки, с доверием и дружелюбно. Как здорово, когда ты так смотришь и когда на тебя так смотрят.
— Как там… в оркестре? — нерешительно спросил Валерка. — Приехал Горгадзе?
— Приехал. Замучил нас струнными групповыми. А духовики гуляют.
— При Кретове все наоборот было.
— Да…
— Не отменили гастроли в Испанию?
— Нет. Поедем в июне.
— В июне там жара будь здоров.
— Ты был там?
— Был. Года два назад… Послушай… — Валерка отвел взгляд. — А все… так и думают… ну про меня и Кретова?
— Нет! — поспешно соврала Алька, так поспешно, что Валерка все понял.
— Ясно, — совсем тихо сказал он. — Что еще нового?
— Да ничего…
Снова наступило неловкое молчание. Алька лихорадочно думала, о чем бы еще поговорить, чтобы хоть немного ободрить Валерку. До конца свидания оставалось еще десять минут.
— Ладно, Аля. — Валерка встал. — Всё. Иди. Винить себя не надо, а следствие свое прекращай. Иначе это плохо для тебя кончится.
— А для тебя? — прошептала Алька. — Для тебя-то как все кончится?
— Проехали. — Лицо Рыбакова снова стало отчужденным и насмешливым. Он двинулся к двери, не дожидаясь, пока войдет конвойный, на пороге обернулся к Альке: — Прощай, невеста.
Дверь захлопнулась.
Алька вышла на улицу и медленно побрела куда-то наугад, в сторону, совершенно противоположную дому. В голове было пусто, все эмоции будто исчезли. Наступило странное равнодушие. Словно каким-то образом ей передалось Валеркино холодное безразличие ко всему. Безнадежность. Еще два часа назад ей казалось, что она обязательно что-нибудь придумает, что решение свалится ей на голову само собой. А сейчас Аля с неумолимой ясностью понимала, что надеяться не на что. Она ничего не сможет. Нет ни улик, ни следов, ни доказательств. Это все равно что гоняться за тенью. Несомненно, что хотели сымитировать самоубийство — все было сделано виртуозно, с блеском, комар носа не подточит. А Валерка… он просто случайно встрял в мастерски проигранную кем-то ситуацию и идеально туда вписался. Идеально для тех, кто устроил гибель дирижера. И трагически для себя.
Были бы деньги, много денег, можно было бы нанять частного сыщика с целым арсеналом подручных средств, с агентами и скрытыми камерами. Но у Альки нет таких денег. И вообще никаких денег нет, а есть только долги за комнату. А у Рыбаковых того, что есть, хватило лишь на хорошего адвоката. Адвокат может смягчить наказание, но он не станет доказывать невиновность человека, чья вина налицо. Стало быть, придется смириться. Перетерпеть. Мало ли неприятных моментов в жизни она пережила? За те годы, что она стала взрослой, уехала из дома, у Альки выработалось твердое правило: не терзаться из-за невозможного, принимать любые неудачи и поражения спокойно, что бы ни случилось, оставаться
Алька заметила, что на нее оглядываются прохожие, остановилась, вынула зеркальце и увидела опухшее лицо с черными кругами туши вокруг глаз. Хороша, ничего не скажешь. Она достала платок и аккуратно вытерла разводы. Улыбнулась своему отражению. Улыбка вышла жалкой и дрожащей, но все-таки Алька слегка приободрилась. Она постояла еще немного, машинально рассматривая проходивших мимо людей, потом повернулась и пошла к остановке трамвая.
Она ехала к Ленке. За два прошедших дня Алька так и не позвонила ей, не узнала, как поживает ее нога. Как ни уговаривала себя Алька отнестись с пониманием к Ленкиному вранью, которым она уже дважды ее угостила, как ни сочувствовала искренне подруге, все же за эти дни между ней и Ленкой выросла какая-то невидимая глазу стена. Альке не хотелось видеть Ленку, не было желания поговорить с ней, наверное, впервые за всю их недолгую, но крепкую дружбу. Да еще страшная мысль о возможной причастности Ленки к гибели Кретова время от времени упорно возвращалась в Алькину голову, приводя ее в отчаяние.
И только теперь, посетив Валерку в следственном изоляторе, Алька почувствовала, что они с Ленкой квиты: у нее тоже есть тайна, есть что скрывать от подруги и вообще от всех в оркестре. От этого ей стало немного легче, и встреча с Ленкой перестала так уж пугать Альку. Самое время навестить больную, а заодно и отвлечься от тягостных мыслей о бесперспективности дальнейших поисков.
Ленка уже передвигалась по квартире и дверь Альке открыла сама. Нога ее была все так же плотно обвязана, но Ленка перестала морщиться при каждом шаге и лишь заметно прихрамывала.
— Наконец-то! А я тебе звонила сегодня весь день. — Ленка проковыляла в комнату и плюхнулась в кресло.
Лицо ее было непривычно мрачным, светлые брови сдвинулись, уголки рта опустились. Алька увидела на столике рядом с креслом открытую бутылку бренди и рюмки.
— Приходил кто-то?
— Славка забегал. — Ленка махнула рукой. — Тошно мне было, вот и тяпнули слегка. Теперь еще хуже.
— Нога болит? — сочувственно проговорила Алька.
— При чем здесь нога? — Ленка потянулась к бутылке, налила стопку себе, другую протянула подруге. — Мама. Пункция пришла. — Она кивнула на лежавший на столе пухлый малиновый ежедневник, между страниц которого были засунуты бланки анализов.
— Что?
— То самое. Осталось несколько месяцев, я с врачом говорила по телефону.
Алька понимающе молчала. Значит, все-таки у тети Шуры рак. Она для Ленки самый близкий человек, лучшая подруга. У самой Альки с матерью никогда не было таких доверительных и теплых отношений, да и не видятся они вон уже сколько лет. У мамы есть Ангел, папа, овчарка Глаша, работа, огород, а у тети Шуры нет ничего, кроме Ленки.
Алька одним махом выпила бренди. Ей сразу стало тепло, в висках приятно запульсировала кровь. Ленка сидела, уставившись в одну точку перед собой, держа в руке полную рюмку.