Скромный герой
Шрифт:
— Что скажете, мой капитан?
Сильва достал пачку крепких сигарет, вытащил одну для сержанта, другую для себя, поджег обе сигареты от старой почерневшей зажигалки. Комиссар глубоко затянулся и выпустил дым колечками. Вид у него был очень довольный.
— Они облажались, Литума, — сообщил он, шутливо пихнув в бок своего подчиненного. — Эти подонки совершили свою первую ошибку, как я и ожидал. И вот они облажались! Пошли-ка в «Лошадник», я угощу тебя твоим любимым соком со льдом.
Комиссар расплылся в улыбке и потирал руки — так он вел себя, когда выигрывал партию в покер, в кости или шашки.
— Признание этой цыпочки для нас как золотой песок, — объявил он, снова затягиваясь и с
— Ничего особенного я не заметил, мой капитан, — растерянно ответил Литума. — Вы всерьез говорите или насмехаетесь надо мной? Ведь эта бедняжка даже их лиц не видела.
— Какой же ты бестолковый для полицейского, Литума, а психолог и вовсе никакой! — Капитан Сильва громогласно расхохотался, глядя на Литуму с победным видом. — Даже не знаю, как ты, черт подери, сумел в сержанты выбиться. А уж тем более — в мои подчиненные, ведь это дорогого стоит.
И капитан еще раз пробормотал себе под нос: «Золотой песок, да и только». Они как раз переходили Подвесной мост, и Литума увидел возле песчаного берега стайку купающихся мальчишек: они брызгались и дурачились вовсю. Точно так же веселился и он со своими двоюродными братьями — чертову тучу лет назад.
— Только не говори, что не заметил очевидного, Литума: в словах этой, прости господи, Мабель не было ни капли правды, — совершенно серьезно произнес капитан.
Он держал сигарету во рту, дым выпускал так, словно бросал вызов небесам; у него был голос и взгляд триумфатора.
— Она все время сама себе противоречила, ее сказочка была из самых дерьмовых. Она решила, что нам можно палец в рот засовывать. И в задницу, кстати, тоже. Как будто мы с тобой, Литума, — пара придурков в бегах.
От изумления сержант застыл на месте:
— И все-таки, вы это серьезно или дурака валяете, мой капитан?
— Не говори, что не заметил самого ясного и очевидного, Литума.
Сержант понял, что его начальник абсолютно серьезен и уверен в своей правоте. Сильва говорил взахлеб, глядя в небо, беспрестанно мигая от солнечного света, он был счастлив.
— Не говори, что не понял, что наша «Мабелита — задница помыта» никем не была похищена. Что она — сообщница шантажистов и взялась участвовать в этом фарсе с похищением, чтобы заставить присмиреть несчастного дона Фелисито; она определенно тоже в доле. Не говори, что ты не понял, Литума: благодаря проколу этих подонков дело без пяти минут закрыто. Скребисук теперь может спать спокойно, и хватит ему над нами измываться. Простынка уже застелена, нам остается только навалиться сверху и задвинуть им по самые гланды.
Капитан отшвырнул окурок в реку и принялся неудержимо хохотать, хлопая себя по бокам.
Литума снял фуражку и пригладил волосы.
— Или я гораздо тупее, чем кажусь, или вы — гений, мой капитан, — задумчиво произнес он. — Или, прошу прощения, вы окончательно свихнулись.
— Я гений, Литума, не сомневайся, и к тому же я великолепный психолог, — безапелляционно заверил капитан. — Если хочешь, вот тебе мой прогноз. В тот день, когда мы прищучим этих гадов — что случится совсем скоро, — я, как Бог свят, ухвачусь за задницу моей возлюбленной доньи Хосефиты и заставлю ее визжать ночь напролет. Будем жить, мать твою!
XII
— Ты виделся с бедным Нарсисо? — спросила сеньора Лукреция. — Что с ним приключилось?
Дон Ригоберто кивнул и без сил повалился в любимое кресло в гостиной.
— Настоящая одиссея, — выдохнул он. — Вот так-то услужил нам Исмаэль — теперь его постельные и родственные проблемы сделались нашими, любовь моя.
Родственники Нарсисо, шофера Исмаэля Карреры, назначили дону Ригоберто встречу
— Он замаскировался: надел какое-то пончо, а на голову — капюшон паломника, чтобы никто его не узнал. И разумеется, был полуживой от страха, — улыбаясь, вспоминал Ригоберто. — От паники этот негр побелел. Именно побелел, Лукреция, сущая правда. Гиены преследуют его днем и ночью, я не мог представить, что ему придется так туго.
Сначала они прислали к Нарсисо своего адвоката — точнее сказать, говорливого крючкотвора, — чтобы подкупить. Если Нарсисо придет в суд и заявит, что начальник силой принудил его выступить свидетелем на своем бракосочетании и что, по его мнению, в день свадьбы Исмаэль Каррера вел себя неадекватно, тогда шофер получит вознаграждение в сумме двадцати тысяч солей. Когда негр ответил, что обдумает это предложение, но в принципе предпочитает не связываться с судебной властью и вообще с правительством, к нему домой в Чинчу пришли полицейские и вызвали в комиссариат. Близнецы обвинили Нарсисо в сообщничестве по целому ряду преступлений, включая сговор и похищение их отца!
— Ему ничего не оставалось, кроме как снова спрятаться, — добавил Ригоберто. — К счастью, у него есть друзья и родственники по всей Чинче. А Исмаэлю крупно повезло, что этот негр — самый честный и преданный человек на свете. Несмотря на весь его перепуг, я сомневаюсь, что этой паре подонков удастся его сломить. Я выплатил Нарсисо его жалованье и оставил еще немного денег — так, на всякий случай, на непредвиденные расходы. Эта история с каждым днем все больше закручивается, любовь моя.
Дон Ригоберто потянулся в кресле и зевнул; пока донья Лукреция готовила ему лимонад, он рассеянно смотрел в окно на залив Барранко. Вечер выдался безветренный, в небе кружило несколько дельтапланеристов. Один пролетел так близко, что дон Ригоберто даже рассмотрел его лицо под шлемом.
Что за напасть! И надо же было этой истории приключиться именно теперь, когда он только что ушел на пенсию; Ригоберто надеялся, что это время будет заполнено отдыхом, искусством и путешествиями — иными словами, чистым наслаждением. Но в жизни никогда не выходит так, как задумано, — это правило не знает исключений. «Никогда не предполагал, что дружба с Исмаэлем доставит мне столько проблем, — подумал Ригоберто. — А уж тем более — что ради нее придется пожертвовать моим уголком цивилизации». Если бы на небе столицы появилось солнце, это был бы ее волшебный час. Точнее, считаные минуты абсолютной красоты. Огненный шар погружался бы в море вон там, на горизонте, за островами Сан-Лоренсо и Фронтон, поджигая небо, румяня облака, и на несколько минут возникла бы картина — одновременно спокойная и апокалипсическая: перед приходом тьмы.