Скрябин
Шрифт:
Музыкальный современник. 1916. Кн. 4/5. С. 26–27.
25
Ми мажор.
26
Си мажор.
27
Фа-диез минорный.
28
До-диез минор.
29
О задании на лето по классу фуги свидетельства тоже разнятся. «Ему задали на лето написать… шесть фуг, — вспоминал Гольденвейзер. — Осенью он их кое-как представил; говорили, однако, что он их написал не сам». Энгель говорит о десяти фугах. И о характерной реплике Аренского: «Если хотите перейти, то пишите». Пожалуй, это свидетельство
30
Ре минор.
31
Ля мажор.
32
И тогда уже ему не хотелось быть «только музыкантом», «художником», но желалось и соприкоснуться с другой реальностью. Между Скрябиным, разговаривавшим с солдатиками, и Скрябиным, который захочет преобразить мир, — прямая связь.
33
«Папа упрекал меня иногда, — признается Скрябин, — в недостатке патриотизма. «Тебе хочется в Италию, — говорил он, — когда ты не знаешь еще России. И в ней много хорошего, хотя бы Финляндия». Может быть. Но чем я виноват, что меня тянет туда, в роскошную природу, где волны теплые и горят огнями, где стройные пальмы, где много прекрасных цветов». Знал ли он, что позже, в Европе, еще полный юношеского романтизма, тяги к экзотике, он будет тем не менее слагать гимны русской равнине?
34
Если бы он знал, какие испытания придется перенести и Константину Николаевичу! «Раньше она была ученицей Н. С. Зверева, — вспомнит позже Игумнов. — Но когда Зверев умер, то мать почему-то решила, что дочь ее должна брать уроки у меня. Я был приглашен. И когда пришел к ним в дом, был поначалу страшно смущен: семья воспитанная и немножко светская. Девочка — очень хорошенькая, молоденькая и смешливая. Первое мое посещение было довольно неприятное. Мать мне сказала: «Приходите на урок, пожалуйста, и чувствуйте себя так, как чувствовал себя у нас Зверев: он у нас всегда обедал, и вы будете обедать; для первого раза я сделаю меню точно такое же, какое любил Зверев». А Зверев обожал кислые щи и гречневую кашу. И вот я пришел на урок, пригласили меня за стол, стали есть чин чином, как вдруг горничная — в чепце и в переднике — подносит мне не тарелку, а целый горшок с гречневой кашей: брать нужно самому. Я был настолько неловок, что всю эту кашу моментально опрокинул на пол. Конечно, мадам Секерина и старшая дочь сделали вид, что ничего особенного не случилось. Но моя ученица фыркнула и тем спасла положение: всем стало смешно».
35
Соль-диез минорную.
36
То есть фа минорную. (Прим, авт.)
37
В письме Беляеву он пишет: «Консерватория, конечно, все-таки мешает заниматься, главное, мешает сосредоточиться. Слишком много слушаешь разной музыки».
38
Если бы Митрофан Петрович мог знать, что дожить до премьеры Третьей симфонии Скрябина ему уже не суждено, хотя Скрябин за нее засядет довольно скоро.
39
Правда, свою неудачу в глазах того же Сабанеева композитор желает оправдать: «Ведь вы нс думайте, что я написал этот финал в таком стиле, потому что не владел другим. Я нарочно его так написал, потому что мне хотелось, чтобы это было что-то простое, всенародное. Я бы мог ведь его написать так, как первые части, но мне это казалось неподходящим…»
40
Голос Москвы. 1909. 15 февр. С. 3.
41
В это время Скрябин воспринимался как русский композитор, живущий в Европе. Хотя именно 1909 г. можно считать началом его возвращения в Россию.
42
Русская музыкальная газета. 1910. № 49. Ст. 1095.
43
К этому времени семья Скрябиных состояла из самого композитора, В. И. Скрябиной и детей — Риммы, Елены, Марии и Льва.
44
См. письмо от 15 (28) марта 1904 г. из Везна.
45
См. письмо к Н. С. Морозову от 14/27 июля 1904 г., где он делится такими планами.
46
О. М. Томпакова (см. ее статью «А. Н. Скрябин и Б. Ф. Шлёцер» в кн.: Государственный мемориальный музей А. Н. Скрябина. Ученые записки. Вып. 3. М., 1998) полагает, что автор программы именно Б. Шлёцер, говоря о рукописи его статьи на французском языке о Третьей симфонии Скрябина, которая хранится в ГЦММК. Но объем статьи значительно превышает текст программы. Кроме того, существует и другая рукопись в том же архиве, писанная рукой Т. Ф. Шлёцер под диктовку Скрябина. Тут — только «тезисы», которые разъясняют скрябинские ремарки в партитуре. Но, в сущности, они-то и лежат в основе программы. Возможно, Б. Шлёцер написал программу, но возможно, он взял на себя только роль «внятного» и последовательного изложения того, что Скрябин уже давно «решил про себя». По крайней мере, вопрос об авторстве текста вряд ли можно считать решенным.
47
Другой вариант программы, приводимый Энгелем, который, наряду с процитированным, тоже можно обнаружить в некоторых концертных программках, в некоторых абзацах полнее. Общая характеристика произведения звучит здесь следующим образом: «Божественная поэма» представляет развитие человеческого духа, который, оторвавшись от прошлого, полного верования и тайн, преодолевает и ниспровергает это прошлое и, пройдя через пантеизм, приходит к упоительному и радостному утверждению своей свободы и своего единства со вселенной (божественного Я)». О третьей части («Божественная игра») в этом варианте словесного комментария говорится довольно подробно: «Дух, освобожденный наконец от всех уз, связывающих его с прошлым, исполненным покорности перед высшей силой, дух, производящий вселенную одной лишь властью творческой воли и сознающий себя единым с этой вселенной, отдается возвышенной радости свободной деятельности — «божественной игре».
48
Это стремление к изображению «как» тоже не случайно. Конечная цель — «Мистерия» — должна идти по такому сценарию, когда «как» уже перестало быть загадкой. И чтобы достигнуть этой философской ясности в «Мистерии», как будет происходить «дематериализация», Скрябин и пытается в своих «музыкофилософиях» решать эту проблему. С каждым новым произведением он подступает все ближе и ближе к «Мистерии», но в то же время сама «Мистерия», мысленный план которой все время изменяется, словно бы удаляясь — вновь и вновь — от уже написанных произведений.
49
Есть одна особенность в интерпретациях Шлёцера, когда он обращается к творчеству Скрябина. Борис Федорович учился в Москве, Париже и Брюсселе, учился музыке и философии. Он был довольно широко образованным человеком, но его диссертация, защищенная в 1901 г. в Париже, была посвящена проблеме эгоизма. Вне всякого сомнения, творчество Скрябина давало много пищи для этой темы. Но и тема накладывала свой отпечаток на все интерпретации Шлёцера. Он заметно упрощает творчество композитора. Даже при крайне расширительном понимании термина «эгоизм» (вспомним хотя бы «разумный эгоизм» Чернышевского, мыслителя, который, в свою очередь, много почерпнул от Фейербаха) — трактование сочинений Скрябина как проявления некоего «метафизического эгоизма» не может не оказаться слишком прямолинейным и навязчивым.