Скрытый террор
Шрифт:
Однажды Моура случайно столкнулся с Элбриком в одном из многочисленных коридоров посольства и, воспользовавшись случаем, спросил:
— Господин посол, вы не хотели бы пригласить на обед командующего 1-й армией? Он может нам пригодиться.
— У меня нет времени принимать этих людей, — холодно ответил Элбрик.
Долго так продолжаться не могло. Через три месяца Элбрик сообщил друзьям в государственном департаменте, что, хотя Бразилия — прекрасная страна, у него возникла какая-то неприязнь к ней и поэтому он хотел бы оттуда уехать. Когда посольский врач рекомендовал Элбрику вылететь в Соединенные Штаты на обследование, большинство сотрудников посольства поняли, что в
Элбрик послушался совета и улетел домой. Во время обследования в кабинете лечащего врача с ним случился сердечный приступ, и вся правая сторона его тела была парализована. Очнулся Элбрик уже в отделении реанимации. Через какое-то время он, однако, полностью выздоровел, но о возвращении в Рио не могло быть и речи. Элбрик подал в отставку и стал жить на севере штата Нью-Йорк. Он часто бывал в Вашингтоне и выступал с интервью по телевидению.
Глава 7
В тот период, когда Бэрк Элбрик уже завершал свою дипломатическую карьеру, Фернандо Габейра скрывался в подполье, занимаясь организацией широкого рабочего движения. Избежав полицейского капкана в Рио, он перебрался в Сан-Паулу и вместе с несколькими рабочими снял там дом. Как-то в январе 1970 года, когда Фернандо вышел купить кока-колы в соседней лавке, полиция ворвалась в дом и арестовала одного из рабочих.
Возвращаясь с покупкой домой, Фернандо увидел, что дом окружен полицией. Он попятился назад, пытаясь скрыться, но его уже заметили. Подбежавший полицейский ткнул ему в живот автомат и приказал: «Ни с места! Буду стрелять!»
Но Фернандо не растерялся. Ловким движением он отвел автомат в сторону и пустился бежать. Несколько полицейских тут же бросились вдогонку и окружили его. Фернандо стал метаться из стороны в сторону и полицейские открыли огонь. Одна пуля вонзилась в него, и он упал. Истекая кровью, Фернандо услышал, как полицейские решали, что же с ним делать дальше.
— Может, прикончить, и все тут?
— Нет, его надо еще допросить. Отвезем-ка его в госпиталь.
Следующие два месяца Фернандо провел в военном госпитале в Сан-Паулу. В первый же вечер к нему в палату пришли агенты армейской разведки. Военный врач пытался было протестовать, ссылаясь на то, что раненый еще слишком слаб для допросов, но слушать его не стали и тут же приступили к допросу. Агенты не знали ни его имени, ни фамилии. Им было лишь известно, что лежавший на больничной койке человек жил вместе с теми, кто был причастен к движению сопротивления. Допрос ничего не дал, так как Фернандо был настолько слаб, что не мог говорить.
Неудача, однако, не остановила агентов, и они приходили снова и снова, когда заблагорассудится. Иногда в ходе допроса они направляли на него пистолет, угрожая пристрелить, если он будет по-прежнему молчать.
Фернандо постоянно делали какие-то уколы, от которых у него кружилась голова. В носоглотку ему вставили трубку, по которой подавалась питательная жидкость. Трубка мешала не только ему, но и капитану Омеро, производившему допрос. Один ее вид вызывал у него приступ тошноты, «Когда ты говоришь, — сетовал он, — эта проклятая трубка наполняется кровью. Может, я и изверг. Но ведь не врач же я. Меня просто тошнит от этого».
Когда, по мнению полицейских, Фернандо достаточно окреп, его перевезли в тюрьму ОБАН в Сан-Паулу. Тюремщикам не терпелось приступить к пыткам, поэтому они тут же стали мучить его электрическим током. Истязание продолжалось целый день. Наутро у Фернандо пошла кровь из мочеиспускательного канала, и его пришлось снова отправить в госпиталь. К тому
Через некоторое время он вновь оказался в руках полиции. Теперь полицейские уже знали его имя, поэтому стали подвергать более интенсивным допросам. Они надеялись, что он поможет им выявить и арестовать других участников похищения. Фернандо узнал, что полиция обнаружила магнитофонные записи их бесед с американским послом. Открытое осуждение Элбриком военного режима, конечно, привело полицейских в ярость, но им все же пришлось уничтожить пленки, так как они опасались, что высказывания посла могут нанести вред военной хунте.
В промежутках между пытками электрическим током и избиением тюремщики развлекались, обмениваясь грубыми шутками. Те, у кого кожа была посветлее, подтрунивали над темнокожими. «С твоей рожей и в таком дранье лучше не показываться на улице. Это все равно что написать на лбу: „Шпик“. На секретной службе тебе не бывать никогда». Они также любили подшучивать над ооновской Декларацией прав человека. «Ну, пора еще раз применить декларацию», — говорили они, привязывая свою жертву к «насесту для попугая» и в очередной раз прикрепляя оголенные провода к его телу.
Фернандо было трудно свыкнуться с мыслью, что пытавшие его люди — не какие-то монстры, а самые обыкновенные бразильцы. У многих были длинные волосы (по моде). По вечерам они, наверное, ходили в те же бары и рестораны, куда нередко захаживал и он. Кое-кто даже приходил к нему в камеру, чтобы поделиться последней ссорой с любовницей. Но всех их объединяло одно — их научили ненавидеть таких, как он. «Ублюдок! Недоносок!» — набрасывался на него тюремщик с перекошенным от ненависти лицом. Вдруг кто-то кричал: «Доктор Пауло! К телефону!» Человек проходил в другой конец камеры, брал трубку, и его лицо тут же преображалось. Он улыбался, поправлял прическу и начинал что-то ворковать.
Не мог убедить себя Фернандо и в том, что люди, прикреплявшие провода к его половому органу, были извращенцами. Судя по всему, к такого рода пыткам те прибегали лишь потому, что они были наиболее эффективными.
Со временем Фернандо понял принцип, по которому строилась иерархическая лестница в системе ОБАИ. Самые бедные (и часто самые смелые) производили аресты. Те же, кто пытал, были, как правило, из «среднего класса». Некоторые из них даже считали себя культуриыми и образованными людьми. Как-то Омеро (тот самый брезгливый капитан) вошел в камеру с газетой. Он был очень возбужден и явно хотел о чем-то поговорить с Фернандо. Капитан, видимо, считал, что если он собственноручно пытает какого-то заключенного, то между ними должны непременно установиться доверительные отношения.
— Хочешь почитать? — спросил Омеро, протягивая газету.
— Хочу, — ответил Фернандо и с недоверием и опаской взял ее (читать газеты категорически запрещалось).
— Ничего нового и важного там нет, — сказал капитал извиняющимся тоном. — Мне просто все уже до чертиков надоело. С этими извергами и поговорить-то не о чем. Господи! — воскликнул он, прислонившись к железной решетке. — Скорей бы заканчивалась неделя. Так хочется в Сантос!
Иногда офицеры среднего звена (это они пытали заключенных) хвастались Фернандо тем, что проходили обучение в Соединенных Штатах. Один армейский офицер однажды вспоминал в присутствии Фернандо, как они устроили облаву на группу повстанцев где-то в сельской местности. Особое возмущение вызывали у него тогда те офицеры, которые громко топали, когда их группа пыталась незаметно подкрасться к партизанам по полю. «Я сразу понял, — сказал он, — что в Штатах они не обучались».