Скрытый террор
Шрифт:
Каковы бы ни были мотивы его действий, в 1962 году Сендик возглавил марш протеста сборщиков сахарного тростника, решивших отправиться со своими жалобами в Монтевидео. Участники марша требовали принять закон, который ограничивал бы их рабочий день 8 часами, т. е. стал бы по продолжительности таким же, каким он был для других рабочих и служащих. Уругвайская пресса подробно освещала ход марша. В результате была создана инспекционная группа, которая отправилась в Артигас и вскоре подтвердила, что условия работы сборщиков сахарного тростника действительно такие, какими они их описывали.
Тем не менее никакого закона принято не было. Городской «средний класс» был занят своими проблемами: инфляцией, безработицей, растущим внешним долгом, коррупцией. Последняя проблема стояла особенно остро.
Граждане, не
Сендик попытался было организовать еще один марш протеста, но вскоре понял, что его требования звучат слишком радикально для городского профсоюзного руководства, тесно связанного с управляющими. Поняв, что вызывает лишь раздражение у членов самоуспокоившейся социалистической партии, Сендик порывает с ней, а заодно и с профсоюзами. Он ставит перед собой задачу вывести Уругвай из состояния самодовольного безразличия.
В 1963 году уругвайские газеты поместили сообщение, вызвавшее недоумение у большинства читателей. Банда взломщиков проникла в «Суис-клаб» — охотничий клуб неподалеку от Монтевидео — и похитила старое и не имеющее никакой ценности оружие. В группу входили пять человек. Одним из них был Сендик, другим — врач, состоявший членом клуба и имевший кличку Локо.
Но это было лишь начало. Несколько позже другие злоумышленники совершили дерзкое нападение на таможенных чиновников на уругвайской границе и отобрали у них оружие. Хотя особый отдел полиции и догадывался, что все эти случаи похищения оружия были каким-то образом взаимосвязаны, информация была пока слишком отрывочна, и общая картина стала вырисовываться лишь к 1965 году.
Все стало окончательно ясно после одного совещания. Члены Компартии Уругвая, выступавшие за работу в условиях легальности и за участие в выборах (как это делал Сальвадор Альенде в Чили), согласились встретиться с возражавшими против такой политики левыми группировками, считавшими, что последние события в Бразилии — предвестники аналогичной реакции властей во всех странах Латинской Америки. Так появились «тупамарос», официально называвшие свою организацию «Движением национального освобождения». Полицейские сыщики считали их «наиболее образованными и подготовленными».
Со временем «тупамарос» тоже внесли свой вклад в теорию революционного движения. Но в начале своей деятельности практические результаты ставились ими выше теории. Их лозунг гласил: «Слова нас разделяют, действия — сплачивают».
Решение воздержаться от широковещательных заявлений и осуществить ряд практических партизанских акций было рассчитано на завоевапие симпатий уругвайских либералов. В течение 1965 года «тупамарос» предприняли ряд диверсионных актов против дочерних североамериканских компаний. При этом они не пытались кого-либо изувечить или убить. Их бомбы взрывались с одной лишь целью — обратить на себя внимание общества. Поэтому повсюду они оставляли листовки, подписанные: «Тупамарос». Название происходит от имени последнего вождя инков Тупак Амару. [12] Его имя принял одни из вождей индейских племен, в 1780 году возглавивший восстание против испанских завоевателей в Перу. Несмотря на то, что имя было благородным, а дело — священным, восстание было подавлено, а сам Тупак Амару — четвертован на площади.
12
Тупак Амару возглавил борьбу индейцев с целью восстановления государства инков (казнен в 1571 году). Впоследствии так себя стали называть многие руководители борьбы против испанских завоевателей в Перу. — Прим. перев.
Поначалу новая группа стремилась избегать прямой конфронтации с полицией. Эта тактика вызвала у Байрона Энгла лишь презрение. Он называл их трусами, неспособными вступить в открытую схватку. А на другом краю земли, во Вьетнаме, генерал Уильям Уэстморленд бросал те же обвинения в адрес Фронта национального
В те редкие моменты, когда «тупамарос» действовали открыто, они занимались благотворительной деятельностью. Однажды в декабре 10 неизвестных юношей угнали грузовик с продовольствием, отправились на нем в беднейший район Монтевидео и стали раздавать бедным индеек и бутылки с вином. Тайно проникая на интендантские склады, «тупамарос» уносили с собой полицейскую форму и потом, переодевшись, грабили банки. Если в это время в банке оказывались вкладчики, «тупамарос» настаивали, чтобы служащие банка выполнили все требуемые операции. Это делалось для того, чтобы не вкладчики, а банки расплачивались за понесенный ущерб. Однажды «тупамарос» ворвались в казино и конфисковали всю выручку. На другой день, когда крупье пожаловались, что конфискованные деньги включали и их чаевые, «тупамарос» часть денег вернули.
7 августа 1968 года «тупамарос» предприняли качественно новый шаг. Они похитили Улисеса Перейру Ревербелу, ближайшего друга президента Хорхе Пачеко Ареко, и посадили его, как они заявили, в «народную тюрьму». С точки зрения возможного общественного резонанса трудно было подыскать лучшую кандидатуру для похищения. Перейра, некогда убивший разносчика газет за то, что тот вручил ему экземпляр газеты с критикой в его адрес, пользовался репутацией самого ненавистного человека в Уругвае.
Перейру продержали в заточении всего четыре дня. Но и этого было достаточно, чтобы заставить уругвайцев поднять на смех и саму жертву, и полицейское управление, и президента. Когда Перейра вновь появился на улицах города не только в полном здравии, но и заметно пополневшим, бедняки Монтевидео шутили: «„Тупамарос“, схватите теперь меня!».
Пока «тупамарос» разыгрывали этот «театр», правительство Уругвая предприняло шаги, весьма далекие от целей, к которым стремились повстанцы. В 1950 году Уругвай стал членом Международного валютного фонда, И вот теперь правительство, воспользовавшись этим, стало делать иностранные займы (в основном у США), чтобы покрыть потери, связанные с засухой и падением мировых цен на мясо и шерсть.
«Тунамарос» избрали собственный путь, пытаясь убедить уругвайцев в необходимости реформ. Но большиньство из них и без того понимало такую необходимость хотя бы потому, что инфляция в стране достигла 136 процентов. Стремясь преобразовать структуру власти, избиратели проголосовали за упразднение Исполнительного совета из девяти членов и за возвращение к прежней системе единоличного правления одним президентом. В марте 1967 года президентом страны был избран генерал Оскар Хестидо, который, однако, не дожил и до конца года. Его место занял вице-президент Хорхе Пачеко Ареко. Не успев вступить в должность, он истерично завопил: «Это все коммунисты!»
Филип Эйджи, имевший почтя шестилетний опыт оперативной работы, весьма успешно потрудился в Уругвае и помог ЦРУ осуществить одну из своих главных целей. Американское разведуправлепие в основном завершило создание там сети своих обычных учреждений, включая филиал Американского института развития свободных профсоюзов, довольно активно действовавший под вывеской профсоюзной организации. Кроме того, в Монтевидео было создано специальное управление секретной полиции, тайно курировавшееся ЦРУ.
Начальником этого управления был молодой и честолюбивый комиссар полиции по имени Алехандро Отеро. Успешно сдав все квалификационные экзамены, он обошел по службе многих полицейских офицеров с большим опытом работы. Как и Эйджи, ему было 30 лет с небольшим. Хотя в управлении его считали «испорченным ребенком», с Эйджи они поладили быстро.
Худощавый, темноволосый и даже красивый, Отеро не уступал в уме и смекалке своему бразильскому коллеге Флеури. Однако его борьба с повстанцами никогда не отличалась столь беспощадной убежденностью. Несмотря на всю свою энергию и целеустремленность, что-то в Отеро наставляло людей невольно улыбаться (возможно, его нарочитая официальность и торжественность). Кроме того, он был слишком уж озабочен отношением к себе своих коллег, поскольку был уверен, что те готовят против него заговор (ведь он обошел их по службе). Вот почему в полицейском управлении в Монтевидео скучать не приходилось: каждый день там живо обсуждалась какая-нибудь очередная шумная склока, устроенная Отеро, или новая демонстрация им своего «я».