Скучающий жених

Картленд Барбара

Но после того, как он несколько раз приезжал с визитом в особняк сэра Джошуа на Керзон-стрит и ему всякий раз говорили, что мисс Лукреции нет дома, маркиз готов был поверить, что она и вправду не намеревалась встречаться с ним до тех пор, пока не наденет на палец обручальное кольцо.

Маркиза нельзя было назвать человеком самоуверенным, но тем не менее он, конечно, отдавал себе отчет в том, что пользуется успехом у женщин. Ни для кого не было секретом, в том числе и для него самого, что знакомства с ним искали многие.

Многие

значительные особы хотели видеть его своим гостем, а женщины, на которых он бросал заинтересованный, пусть и мимолетный, взгляд, мечтали заполучить его в любовники, что отнюдь не входило в планы маркиза.

Но эта девица, с которой он помолвлен, эта девчонка, еще не блиставшая в обществе, определенно избегала его!

В один из дней маркиз получил письмо от сэра Джошуа, который спрашивал, желает ли он осмотреть свадебные подарки, прежде чем их отошлют в Карлтон-хаус, где они будут выставлены для обозрения на время свадебного приема.

Нимало не сомневаясь, что увидит там Лукрецию, маркиз отправился в Керзон-хаус. Он был ослеплен блеском серебряных украшений, очарован игрой драгоценных камней, а вот некоторые подарки позабавили его показной роскошью. Но, к своему глубокому разочарованию, он узнал, что и на этот раз Лукреции не было!

– Я надеялся, что ваша дочь окажет мне честь и я смогу увидеть ее сегодня, – сказал маркиз сэру Джошуа.

Тон его был холоден, чего не мог не почувствовать его собеседник.

– Она просила ее извинить, и я уверен, что вы понимаете, маркиз, сколько у нее дел перед свадьбой! – ответил сэр Джошуа.

– Как видно, я напрасно надеялся, что ваша дочь выразит желание познакомиться с некоторыми из моих друзей, – сказал маркиз. – Герцогиня Ричмондская пригласила сегодня нас обоих на обед, но, насколько я понимаю, Лукреция отказалась от этого приглашения.

– Прошу вашу светлость извинить мою дочь, – ответил сэр Джошуа. – Уверен, что у нее были веские основания для того, чтобы отклонить столь любезное приглашение.

– Надеюсь, так и было, – сухо заметил маркиз.

Уезжая с Керзон-стрит, он кипел негодованием, посчитав поведение Лукреции в высшей степени несносным.

Позже, когда он наконец ждал на ступенях алтаря прибытия невесты в церковь Святого Георгия на Ганновер-сквер, он сам едва мог поверить, что лишь дважды в жизни видел Лукрецию и ни в одну из этих встреч она не снизошла до того, чтобы с ним побеседовать наедине!

Церковь была полна – казалось, весь высший свет был здесь.

Наверху, на галерее, толпились слуги из Мерлинкура, из Мерлин-хауса и других резиденций сэра Джошуа. Вытянув шеи, они с любопытством наблюдали за происходящим.

С раскрасневшимися от волнения лицами они смотрели, как близкие друзья маркиза, приглашенные им в шаферы, провожают на скамьи очередную знаменитую персону, о которой им приходилось читать или слышать.

Маркиз видел, что леди Эстер, притягательно-обворожительная, не спускает с него своих голубых глаз,

полных такой тоски, что всем и каждому было понятно – эта церемония разбивает ее сердце.

А вот герцогиня Девонширская благословила этот союз.

– Вы поступаете мудро, Алексис, заключая этот брак, – сказала она маркизу. – Если вы не будете осторожны, то Эстер и подобные ей женщины непременно втянут вас в какой-нибудь скандал! Милая, послушная и благоразумная провинциальная девушка будет вам надежной опорой и произведет на свет наследника, который должен у вас быть ради сохранения Мерлинкура.

Маркиз невольно задавался вопросом, сочтет ли мудрая герцогиня Лукрецию той самой «милой провинциальной девушкой», когда увидит его невесту.

Он вспомнил этот разговор, стараясь не встречаться глазами с укоризненным взглядом леди Эстер. И в эту минуту органная музыка набрала мощь.

Хотя триумфально-торжественные звуки органа были громкими, они не заглушали возгласов гостей, которые долетали до маркиза.

Он не поворачивал головы до тех пор, пока Лукреция под руку с отцом не приблизилась к нему.

Только взглянув на будущую жену, он понял, чем был вызван шум при ее появлении и даже аплодисменты.

Памятуя то, как Лукреция была одета к званому обеду в Дауэр-хаусе, маркиз не сомневался, что ее свадебный наряд не будет соответствовать привычным канонам, – и оказался прав.

Лукреция была не в белом платье, а в серебристом.

И эта серебристая ткань сверкала и искрилась, расшитая бусинами из горного хрусталя, а ее фату, ниспадавшую с высокой тиары, унизанной бриллиантами, тоже украшали крошечные камушки, сиявшие в свете свечей, как капельки росы.

В руках у нее были лилии, но тоже не те лилии, что наполняли ароматом ее гостиную, а громадные тигровые лилии, которые были завезены в Англию только в прошлом году. Рыжевато-красные и золотые, на фоне лунного сияния ее подвенечного платья, они были похожи на солнце.

Высоко подняв голову, она шествовала, как королева, в ней не было ни робости, ни смущения, которые традиция предписывает юной невесте.

Лукреция была прекрасной женщиной, богиней, достойной поклонения и повелевавшей теми, кто почитает ее святилище.

Она встретилась взглядом с маркизом – и тот, глядя на нее, снова подумал, что перед ним самая непредсказуемая личность, которую ему когда-либо доводилось встречать.

В Лукреции было нечто загадочное, то, чего он не понимал и не мог разгадать.

Затем, когда жених и невеста двинулись к алтарю, чтобы предстать перед епископом, он уже не мог на нее смотреть, а лишь остро ощущал ее близкое присутствие.

Началось богослужение.

Впоследствии Лукреция никогда не могла вспомнить ни молитв, ни даже своих ответов. Она слышала, как уверенно, низким голосом отвечал маркиз, слышала свой собственный негромкий голос, но все, что происходило вокруг нее, словно не имело к ней никакого отношения.