Скучающий жених
Шрифт:
Судно было великолепное: четыре прекрасные каюты, две попросторнее, две другие – поменьше. Лукреция и маркиз занимали большие каюты.
Каюты располагались рядом. Ночью, лежа в постели, Лукреция думала о том, что их с маркизом разделяет лишь тонкая деревянная стенка.
И тогда в Лукреции просыпалось неутолимое желание разрушить эту воздвигнутую между ними перегородку и оказаться в объятиях маркиза. Это желание пожирало ее, лишало сна – обжигающее пламя любви распаляло ее с каждым днем все больше.
Маркиз
Но, вопреки ожиданиям Лукреции, наедине они бывали мало. Когда они были в море, маркиз был постоянно занят на палубе. Хотя они садились за стол вдвоем, при них всегда находились один-два стюарда. Маркиз уже не засиживался за ужином, как в первый вечер их медового месяца.
А вот по вечерам он прогуливался с Лукрецией по палубе. Она смотрела на море, находя его очень романтичным. Однако мимо них постоянно сновали матросы, а один из них непременно стоял на вахте. Такая обстановка не способствовала их сближению.
Но Лукреция не забыла уроки Одровски.
– Вам никогда нельзя расслабляться, – наставлял тот. – И нельзя допускать, чтобы вас застали врасплох. Вы должны настолько вжиться в роль, чтобы слиться со своим образом. Тогда ваши поступки перестанут быть игрой, а будут по-настоящему органичными.
Одеваясь к ужину, Лукреция часто вспоминала наставления режиссера.
Но никакая игра не могла помешать ее сердцу учащенно биться при появлении маркиза. И старательно исполняя свою роль, она подчас чувствовала себя в душе очень юной, смятенной и ранимой.
– О чем вы думаете, Лукреция? – как-то вечером спросил ее маркиз.
Они задержались на палубе. Спустилась ночь, Лукреция, запрокинув голову, любовалась звездами.
Она и не подозревала, как трогательно выглядит ее профиль, ее изящная шея в лунном свете. Маркиз, глядя на нее, вспомнил мерлинкурских лебедей.
Он невольно сравнивал Лукрецию с герцогиней Девонширской и с леди Эстер. Теперь ему казалось, что Лукреция с ее прекрасными темными волосами напоминает одного из тех черных лебедей, которых он недавно поселил на озере в своем поместье. Лебеди были изысканно-грациозны и превосходили красотой даже своих белых собратьев.
– Я думаю о нас, – искренне ответила Лукреция на вопрос маркиза.
– И что же вы думали?
– Я думала, как мало мы значим, – сказала она. – Мы – лишь двое из миллионов людей, живущих под этим небом. И все эти люди любят, страдают, радуются жизни или печалятся. Может быть, все наши усилия, все наши попытки каких-то действий – ничтожны, а сами мы – песчинки в океане жизни?
– Если бы мы действительно в это верили, разве бы мы продолжали бороться, разве пытались бы
Лукреция внимательно посмотрела на него.
– Это верный ответ, – сказала она несколько удивленно.
– Едва появившись на свет, младенец уже начинает борьбу за жизнь. Так же поступает новорожденный волчонок. Мне кажется, мы должны бороться хотя бы ради собственного совершенствования. И хотя, возможно, мы не всегда точно знаем, в чем наша цель, мы знаем, что она есть, – продолжал маркиз. Помолчав, он добавил: – Может быть, она там, за горизонтом.
Лукреция, никогда не слышавшая от него подобных речей, вдруг, подавшись порыву, воскликнула:
– Конечно, вы правы! Я больше не чувствую страха и не чувствую себя одинокой.
– А чего же вы боялись?
– Наверное, будущего, которое неизвестно. Иногда мне кажется, что жизнь ломает людей, корежит все на их пути.
– Нет, – возразил маркиз. – Тому, у кого есть вера в себя, не страшно жить.
– А вы из тех, у кого есть эта вера?
– Надеюсь, что да.
– Именно она делает вас таким уверенным в себе, таким пугающе неприступным?
– Вы что, боитесь меня, Лукреция?
Она сразу почувствовала, что маркиз задал очень важный вопрос. После секундного колебания она ответила:
– Физического страха у меня нет, если вы это имели в виду. Но, признаюсь, я боюсь вас как-то безотчетно. Может быть, вы настолько уверены в себе, что вызываете у меня смущение и робость… Я как будто не чувствую себя в безопасности.
– Это мне придется изменить, – нежно сказал он.
Она подняла на него глаза. В лунном свете перед ней стоял красивый, могучий, сильный мужчина.
Однако она чувствовала: как только она прижмется к нему, как только он заключит ее в свои объятия, все ее страхи останутся позади.
Едва эта мысль пришла ей в голову, Лукреция одернула себя: «Не спеши! Время еще не пришло!»
Они все еще бились друг с другом на дуэли, пикируясь при помощи слов и, может быть, эмоций, которые ни один из них не решался открыть.
«Я должна быть терпелива, – продолжала она уговаривать себя. – Но, Господи, я и не думала, что это будет так трудно».
На третий день Лукреция заметила, что яхта поменяла курс. Накануне они ночевали в Пуле, а теперь и без компаса было ясно, что они идут на юг.
Маркиз ничего не говорил ей про поход во Францию, но она видела, что число матросов было удвоено. Они входили в опасные воды, но поведение маркиза оставалось точно таким же, как и во время следования яхты вдоль южного побережья Англии.
Ни своим поведением, ни в общении с Лукрецией маркиз не выказывал волнения или озабоченности. Видно было, что он наслаждается солнечным светом и морским ветром.