Скугга-Бальдур
Шрифт:
* * *
Фридрик развязывает узел, наматывает шпагат на ладонь, стягивает его на кончики пальцев и засовывает в карман жилетки. Развернув парусину, обнаруживает под ней два свертка поменьше, каждый из которых плотно упакован в коричневую вощеную бумагу. Фридрик ставит их рядышком и распаковывает.
Содержимое обоих свертков на вид совершенно одинаковое: сложенные в стопку деревянные дощечки – по двадцать четыре штуки в каждой стопке. Фридрик «перелистывает» дощечки на манер карточной колоды. Почти все они покрашены с одной стороны черной краской, а с другой – белой. Однако ж в одной стопке
Фридрик почесывает бороду:
– Ай да Абба! Вот так головоломку ты протащила с собой через всю свою жизнь!
Теперь в маленькой гостиной в Брехке начинается странное действо: хозяин хуторка с осторожной тщательностью ощупывает каждую частичку лежащей на столе головоломки и с великим вниманием со всех сторон осматривает; на зеленых и голубых дощечках нарисованы буквы – похоже, на латыни, – и это облегчает задачу.
Фридрик приступает к составлению дощечек.
И начинает с голубых.
С 1862 по 1865 год Фридрик Б. Фридйоунссон изучал в Копенгагенском университете естественные науки. Образование он не закончил, как, впрочем, и многие его соотечественники. Однако в последние три года его жизни в Дании он числился штатным работником аптеки «Элефант», что на Большой Королевской улице. В то время ею заведовал провизор по прозвищу «Орлиная шея». В этой аптеке Фридрик дослужился до высшей позиции и помогал управляться с инебриатусами: эфиром, опиумом, «веселящим газом», мухоморами, белладонной, хлороформом, мандрагорой, гашишем и кокой. А вещества эти, помимо использования их для разного рода лечений, были в большом почете у копенгагенских лотофагов.
Лотофагами назывались люди, которые жили, вдохновляясь стихами известных французов: Бодлера, Готье, де Нерваля и де Мюссе. Они закатывали пирушки, о которых многие были наслышаны, но немногим довелось лично на них побывать. На этих пирушках целительная растительность быстро и приятственно уносила гостей в иные миры – как телесно, так и духовно. Фридрик бывал там частым гостем, и однажды, когда все присутствующие вернулись из полета по эфирным «горкам», он известил своих попутчиков по путешествию: «Я видел универсум! Он создан из стихов!» И датчане тогда единодушно признали, что говорит он, как en rigtig Islaending [5].
Однако путешествие Фридрика летом 1868 года было совсем другой, приземленной, природы. Он прибыл тогда в Исландию, чтобы распорядиться хозяйством своих родителей, умерших той весной от пневмонии – с разницей в девять дней. Хозяйства было всего ничего: небольшой хуторок Брехка на самом отшибе Долины – на горном склоне, корова Криворога, несколько тощих овец, скрипка, шахматный столик, сундучок с книгами, м'aтерина прялка и кот по кличке Маленький Фридрик. Фридрик-травник поэтому планировал задержаться здесь ненадолго: не много времени требовалось на то, чтобы продать сельчанам живность, оплатить долги, запаковать вещички, удавить кота и спалить хуторские постройки, которые, как Фридрику было известно, уж и так заваливались набок.
Он так бы и сделал, не подбрось ему мироздание эту неожиданную головоломку – той светлой июньской ночью, в отвратительной сараюшке.
* * *
Дощечки укладываются в странную мозаику. То, что Фридрику раньше казалось непостижимой загадкой, теперь само управляет его руками. Похоже, эта головоломка обладает волшебным свойством разгадывать саму себя. Вроде и не думая, прикладывает человек одну частичку к другой, и как только их края соприкасаются, тут же паз одной впадает в самый паз другой, и
Внутри, на голубом дне, из букв составилась фраза: «Omnia mutantur – nihil interit». Фридрик горько усмехается: «Все изменяется, ничто не исчезает». Он и представить себе не мог, какой мастер-искусник мог пожаловать Хавдис это сокровище, да еще выбрать для нее цитату из самого Овидия.
С задов дома доносится мычание, и разгадыватель головоломки пробуждается от своих раздумий. Это мычит, требуя обслуживания, Криворога Вторая. Фридрик откладывает свое занятие и спешит в хлев. Он еще не привык к новому распорядку вещей в Брехке – о скотине обычно заботилась Абба.
* * *
Одной из обязанностей студентов Копенгагенского университета было сопровождение одиноких покойников до могилы. Этому безрадостному занятию сопутствовала плата в двадцать ригсдалеров, и Фридрик, как и всякий другой человек, совестливо эту обязанность исполнял. А поскольку он был здорово помешан на книгах и в вечном долгу у книготорговца Хоста, то также с радостью ухватился и за предложение дежурить по ночам в городском морге. Там ему добавился еще один приработок – переводить статьи из иностранных медицинских журналов для туповатого, но состоятельного студента-патологоанатома из Христиании.
Множество ночей просидел Фридрик у коптящей лампы, переводя на датский язык описания новейших способов удержания в нас, бедолагах, жизни, а вокруг на столах лежали трупы, и не было им никакого спасения, несмотря на ободряющие вести об успехах электролечения.
Как-то в третьем номере журнала «London Hospital Reports» за 1866 год Фридрику попалась статья лондонского врача Д. Лэнгдона Х. Дауна о классификации идиотов. В статье он попытался объяснить феномен, над которым многие давно ломали голову: отчего у белых женщин иногда рождались дефективные дети азиатского вида. По теории Д. Лэнгдона Х. Дауна, потрясение или болезнь женщины в период беременности могли стать причиной преждевременного рождения ребенка. И такое преждевременное рождение могло случиться на каком угодно из хорошо известных девяти ступеней развития человеческого плода: рыба – ящерица – птица – собака – обезьяна – негр – монголоид – индеец – белый человек. В случае с рождением дефективных детей азиатского вида преждевременные роды, по всей видимости, случались на седьмой ступени.
Другими словами, монголоидные дети доктора Дауна рождались, не пройдя двух последних стадий развития, и потому были обречены всю свою жизнь оставаться по-детски наивными и покорными. Впрочем, и их, в точности как и других людей низших рас, можно было терпением и лаской научить многому полезному.
В Исландии от таких детей избавлялись при рождении. В отличие от придурков другого сорта, по которым не сразу было видать, что не дойдут они до ума, даун-ребятенок был состряпан по иному рецепту, из другого, нежели все остальные, сырья. Волосы у таких детишек были толще и грубее, кожа дряблая и желтоватая, тело кубовидное, а глаза прорезаны наискось – будто щели на парусине. И тут уж других доказательств не требовалось. Прежде чем такой дитенок успевал испустить свой первый крик, повитуха прикрывала ему рот и нос и возвращала его душонку в тот великий котел, откуда черпается вся людская особь. Дитё, говорили, родилось бездыханным, и труп передавали в руки ближайшего священника. Тот свидетельствовал, какого оно было пола, хоронил бедолагу, и дело с концом.