Скверна. Шаг первый
Шрифт:
– У меня все схвачено. Но если хочешь увидеться, я не против. Жди звонка, – Марк улыбнулся. Отлично. Значит, причина, по которой ему нужно остаться в городе, будет не просто правдоподобной – она будет правдой.
– Марк? – взволнованно воскликнула Элиза.
Парень не сразу понял, что ее так взбудоражило.
– У тебя кровь, – она потянулась рукой к его лицу, но он отстранился точно так же, как тогда на крыше, где его попыталась коснуться Тина. Похоже, реакция была рефлекторной: Марк бессознательно не пускает никого к себе, в свое личное пространство. Девушку заинтересовала эта особенность. Она даже подумала о том, что этим можно воспользоваться.
Марк
Конечно, «Сдвиг» – это нечто большее, чем просто подавление эмоций. Под воздействием «Сдвига» все становилось столь ясным, открытым и понятным. Мысли освобождались от тормозящего их мусора, а сердце – от сомнений. Пускай Марк и не видел будущего, зато он понимал настоящее, ясно понимал пути и последствия, о которых никогда прежде даже не задумывался, о которых даже боялся задуматься.
И он готов пойти на что угодно, лишь бы не становиться снова «просто Марком» – парнем, который всего боится и который не понимает, чего он сам хочет. Парнем, которому всегда чего-то не хватало. Парнем, который уперся в предел, не пытаясь его сдвинуть. Он посмотрел на кровь на платке: а вот с ценой за эту способность следовало разобраться как можно быстрее.
Вот только как остаться таким же? Как вернуться в свое нормальное – и нормальное ли – состояние? Как не потерять эту спасительную ясность? Увы, на этот вопрос ответа он дать никак не мог. Решения не было. «Сдвиг» нужно было деактивировать, пока он не получил еще больше повреждений от его длительного использования.
Хладнокровное, трезвое мышление бывает жестоким. Даже слишком. Но что иронично в ясности рассудка – к себе ты не менее жесток, чем к окружающим. Самообман – это нерационально, а потому Марку пришлось признать, что долгосрочное применение навыка пагубно сказывается на организме. Тело уходит в разнос, мозг перегружается, а это никогда не может пройти бесследно. И кровь, хлынувшая из носа, была тому только подтверждением.
Но деактивировать навык здесь, при Элизе, никак нельзя. Да и встреча с отцом слишком важна, чтобы пускать все на самотек. Потому остается лишь последний рывок, после которого он запрется в комнате, выпьет снотворное, выключит навык, забудется и переждет откат во сне.
Машина остановилась.
Марк думал выйти и поблагодарить Элизу, когда она вдруг подняла правую руку вверх. Телохранитель Элизы подорвался с переднего пассажирского места и поспешил открыть дверь наследнице Белецких. Марк бросил на нее вопрошающий взгляд.
– Передам тебя лично, – она глянула на свернутый окровавленный платок, который парень сжимал в руках. – Нельзя, чтобы ты отключился на обочине. Это будет на моей совести.
Крыть было нечем.
Они вместе вышли из машины и встали на тротуаре прямо перед нужной Марку высоткой. Эту стеклянную коробку от прочих в городе отличало наличие огромной надписи, выполненной из объемных красных букв с закосом под азиатский стиль. Она была установлена почти у самой крыши и гласила «Чжулун».
Взяв у Элизы телефон, Марк набрал давно заученный наизусть номер.
– Сейчас буду, – пробормотал Фридрих, когда Марк сообщил, что уже на месте.
Оставалось только ждать.
Молодой человек, который в разгар рабочего дня стоит в центре города с простреленным плечом, должен притягивать к себе взгляды прохожих, а возможно, даже полиции. Однако все смотрели на Элизу и лишь затем, в последнюю очередь, замечали Марка,
Можно было подумать, что это из-за ее высокого происхождения, но нет. Кое-что в девушке затмевало даже тот факт, что она дочь главы одного из самых влиятельных кланов. Ее красота, манящая и гипнотизирующая, практически не оставляла шансов оставаться в тени. Ни одна фотография, ни одно видео не могло передать этого – такое нужно было видеть только вживую. Элиза привыкла жить под давлением от постоянного внимания окружающих: в такой обстановке девушка чувствовала себя как рыба в воде.
Марк же предпочитал все в точности до наоборот – по крайней мере, в своей оригинальной версии. Ему было комфортно, когда его не замечают; он научился жить так, чтобы получать от этого удовольствие. Да и особых причин показываться на людях, если не считать прошедшую неделю, у него толком и не было. Не будь сейчас «Сдвига», Марку бы непременно захотелось поскорее скрыться в глубине здания; но «Сдвиг» был – и он плевал на взгляды людей. Именно благодаря этому спокойствию он, покрытый кровью, сейчас смотрелся весьма органично рядом с Элизой. Как тот, кто заслужил свое право находиться около нее.
Говорить, правда, в такой обстановке им было особо не о чем.
Неловкое молчание смущало Элизу, как и отсутствие у Марка обычного поведения парней из ее окружения. Он совершенно не проявлял инициативы завязать разговор, а сама девушка, сколько ни пыталась, все никак не могла придумать тему, за которую можно было бы зацепиться. О серьезных делах сейчас было говорить не место. С пустой болтовней тоже была проблема – она совсем не знала Марка.
Заминка бы продлилась еще дольше, если бы стеклянные двери бизнес-центра спасительно не раскрылись. Показался мощный силуэт Фридриха. На этот раз глава службы безопасности был не один: рядом с ним шел высокий светловолосый парень. На его белоснежную рубашку был надет серый жилет, застегнутый на все пуговицы, а черные кожаные туфли громко ударялись о землю.
Чертов Рэмингтон Вальзак-Ротт.
Марк никогда не мог найти общий язык с Рэмом, несмотря на совсем небольшую разницу в возрасте. Тот всегда был нарочито дружелюбен и очень аккуратен в том, что говорит. Казалось бы, в этом нет ничего плохого, однако за приторной учтивостью Марк никогда не мог рассмотреть то, что на самом деле было у парня на уме.
Отец терпеть не мог чернокнижников, и хотя бы это Марк от него унаследовал. Каждый раз, оказываясь рядом с Рэмом, он чувствовал, как у него буквально скулы сводило от искусственного образа родственника. Обычно странности чернокнижников списывают на обучение, но в случае с Рэмом еще до начала тренировок его домашние питомцы подозрительно часто умирали. Причем родителями садистские наклонности только поощрялись: раз за разом ему покупали новую зверюшку.
Марку не понравился взгляд, которым Рэм посмотрел на Элизу. Так дети смотрят на игрушку, которую родители не в состоянии им купить. Жадно и с голодом.
Что он вообще здесь делает? Сделав шаг навстречу к соклановцам, Марк развернулся к Элизе.
– Тебе лучше вернуться в машину.
– Стой, – тихо произнесла девушка.
Элиза, кинув косой взгляд на Фридриха и Рэма, решилась.
Она не знает, как с ним говорить и о чем. Она не может понять, что у него в голове.
Но она может, по крайней мере, предсказать одну его реакцию. И этого будет достаточно, чтоб зацепиться, перехватить инициативу и вернуть себе хоть немного контроля, что Марк так бесцеремонно у нее отобрал.