Сквозь стену

Вентворт Патриция

— Ровно пять часов, и те, кто не вернутся в дом к чаю, останутся без него, так что я постучусь в дверь миссис Фелтон и посмотрю, не удастся ли мне заставить ее спуститься.

— Мисс Брэнд не в доме?

Элиза открыла рот, чтобы сказать «нет», и вновь его закрыла, потому что как раз в этот момент она увидела Мэриан Брэнд, идущую по лужайке, и Ричарда Каннингема, шагающего чуть позади. Часы пробили пять, когда они поднялись по двум низким ступенькам и вошли в кабинет.

Мэриан сказала:

— Мне ужасно жаль, что мы опоздали. Мы были на пляже, и я заснула, а Ричард пошел прогуляться. А когда мы поднялись, наткнулись на Мактавиша, который ловил кузнечиков.

Элиза хмуро ответила:

— Он это любит, — и отправилась

наверх к Инне Фелтон.

В доме по другую сторону стены с отъездом начальника полиции и инспектора Криспа установился покой воскресного дня. Ни одна из двух домашних работниц не приходила по воскресеньям. Миссис Вулли приготовила еду и оставила для них, и они могли или съесть ее холодной, или самостоятельно подогреть. Она не возражала против сверхурочной работы по субботним утрам, но никогда не работала ни в субботу вечером, ни по воскресеньям, что никого не радовало — ведь им приходилось самим себя обслуживать. Для Флоренс Брэнд это была причина для глубокого разочарования, хоть в доме и была Пенни, которая выполняла всю работу по воскресеньям. Кэсси Ремингтон помогала от случая к случаю, если можно назвать помощью то, что она вечно сновала туда-сюда и критиковала то, что делали другие. Но Флоренс ни к чему никогда и пальцем не притрагивалась. К трем часам дня в воскресенье она уже сидела с двумя подушками под спиной, положив ноги на скамеечку для ног в гостиной, которую делила с сестрой. На ее коленях всегда находилась книга, но очень редко она бывала открыта. Обычно это была какая-нибудь очень скучная книга. В тот день это были «Некоторые главы жизни пастора из Уэссекса, рассказанные им самим». В пять часов миссис Брэнд, скамеечка для ног и пастор из Уэссекса занимали все то же положение, что и в три.

Воскресная вечерняя программа мисс Ремингтон была несколько иной, нежели у сестры, но такой же неизменной. Она всегда варила для себя большую чашку крепкого кофе, которую уносила к себе в спальню. Когда она ее выпивала и съедала шоколадку, то приступала к любимому занятию — тщательно исследовала свой гардероб, примеряя различные платья, и экспериментировала с кремами для лица, пудрами и даже с помадами. Она никогда не была в полной мере уверена в том, как смотрится ее помада вне ее комнаты. Ей не нравилось ощущение помады на губах и ее вкус, но возможности этого косметического средства приводили ее в восторг. Позже она обычно снимала платье, надевала халат и ложилась в кровать. В пять часов именно в этот воскресный вечер она приколола брошь и сняла через голову аметистовую цепочку. По воскресеньям они не пили чая до пяти часов, обычай, сложившийся так давно, что теперь уже никто не помнил, что послужило причиной. А произошло это потому, что когда миссис Мартин Брэнд давала уроки в воскресенье после полудня в Фарне, она могла прийти к чаю вовремя только к пяти часам.

Мисс Кэсси, глядя на свое отражение в зеркале, слегка склонив голову набок, от всей души надеялась, что Пенни не забудет поставить чайник. «К сожалению, она готова позабыть обо всем на свете, когда ее голова занята Феликсом. В самом деле, то, как она за ним бегала, было просто смешно. В наше время девушки нисколько не заботятся о том, как они выглядят со стороны, — ни врожденной гордости, ни самообладания. Может, Феликс думал бы о ней побольше, если бы она не всегда вертелась у него под ногами, готовая на все», — думала мисс Кэсси.

Спускаясь вниз, она встретилась с Пенни, направлявшейся из кухни с чайным подносом в руках. По воскресеньям они всегда пили чай в гостиной. Как только Кэсси Ремингтон открыла дверь и Пенни с подносом вошла в комнату, Флоренс Брэнд рывком села в кресле, и «пастор из Уэссекса» упал с ее коленей.

Кэсси спросила:

— А где Феликс?

Пенни ей ответила:

— Он сказал, что не хочет никакого чая. На утесе так хорошо. Я пообещала ему, что вернусь.

Разговор происходил как раз в тот момент,

когда Элиза Коттон вышла из кабинета и поднялась наверх, чтобы постучаться в дверь к Инне Фелтон. Ключ в замке повернулся после непродолжительной паузы, но достаточно долгой для того, чтобы дать Элизе время испытать неодобрение. Она терпеть не могла людей, запирающихся на ключ у себя в комнатах, и считала, что миссис Фелтон должна была встряхнуться и выйти прогуляться вместе со своей сестрой и мистером Каннингемом, когда они позвали ее с собой. Конечно, это не их вина, что она отказалась, но их предложение она слышала сама. Тем не менее, когда Инна открыла дверь, Элиза подумала, что она выглядит уже получше — не то чтобы пышет здоровьем, но все-таки уже не так похоже, что ее очень долго держали на льду. Вполне ожившим голосом она сказала: «О, спасибо, Элиза», и они вместе пошли вниз.

Никто иной, как мисс Сильвер спросила о Сириле Фелтоне. Инна как раз протянула руку, чтобы взять чашку чая, которую Мэриан только что для нее приготовила. Она застыла в этом положении и посмотрела на мисс Сильвер.

— Он сказал, что пойдет к себе и приляжет. У него голова болела. Он прошлой ночью допоздна был на ногах. Сказал, что хочет хорошенько выспаться.

Мэриан сказала:

— Может, ему захочется немного чая. Ричард, не мог бы ты посмотреть, не проснулся ли он? Маленькая комната слева от входной двери.

— Конечно, — Ричард поставил чашку и вышел.

Между мисс Сильвер и Мэриан произошел короткий разговор о фирменных кексах Элизы и ее же превосходном малиновом джеме.

— Какая легкая рука. У вас могут быть самый лучший рецепт и самые лучшие ингредиенты, но тут необходимо обладать легкостью прикосновений, которым, я убеждена, научиться невозможно. Моя экономка, Ханна Мидос, обладает этой легкостью, и, думаю, мне и в самом деле с ней повезло. Столько хороших продуктов губят плохие кухарки.

Ричард Каннингем открыл дверь и остановился на пороге.

— Мисс Сильвер, тут хотят с вами поговорить. Не могли бы вы подойти?

Но, когда она дошла до прихожей, и дверь снова закрылась, он отвел ее подальше и сказал:

— Боюсь, я и есть тот человек, который хочет с вами поговорить. Вы сможете справиться с потрясением?

— Что случилось?

— Кто-то ударил ножом Сирила Фелтона. Он мертв.

Глава тридцать четвертая

Рэндалла Марша позвали к телефону в самом разгаре чаепития, что устраивала его жена. Поскольку к нему пристала с разговорами почтенная леди Хэлберт, которая знала больше людей, перенесших какую-либо хирургическую операцию, чем кто-либо еще во всей Англии, и обожала без конца повторять частности каждого такого случая, вдаваясь в ужасающие подробности, он нисколько не расстроился, что ему пришлось прервать беседу.

Голос, достигший его уха, когда он взял трубку, принадлежал инспектору Криспу. Он раздраженно сказал:

— Мы только что приняли звонок из имения «Бухта». Еще одна смерть.

— Что?!

— Этот малый Фелтон. Они только что нашли его мертвым в постели. Его зарезали. Орудие убийства не обнаружено.

— Кто его нашел?

— Мистер Ричард Каннингем. Говорит, что пошел звать его к чаю и нашел уже мертвым.

— Это он звонил?

— Да, сэр. Я немедленно туда выезжаю. Я подумал, что лучше дать вам знать.

Марш сказал:

— Хорошо, я скоро буду, — и повесил трубку.

Он застал Криспа в имении, вовсю занимающегося вопросами поиска орудия убийства, снятия отпечатков пальцев, взятия предварительных показаний. Инспектор захватил с собой двух подручных и судебно-медицинского эксперта, которого оторвал от его воскресного чаепития. Он уже опросил Ричарда Каннингема, мисс Сильвер и Элизу Коттон, но до сих пор не видел Инну Фелтон, будучи убежден, что нужно дать ей немного времени справиться с шоком.