Сквозь тени прошлого
Шрифт:
Она, слава богу, больницы посещала нечасто, но если выпадало счастье появиться в центральном госпитале Чикаго, то это всегда стресс, кричащие недовольные люди, переполненный вестибюль и суетливый, вечно занятый персонал. Здесь всё было по-другому, и это радовало. Люди в Корнуолле вообще и в Труро в частности либо редко болели, либо не спешили обращаться за помощью в органы здравоохранения.
Габриэлла отвела глаза от машины со сладостями и встретилась с очередным любопытным взглядом, невзначай брошенным на неё. Да, выглядела она оригинально! Безразмерный синий свитер висел на ней широким мешком практически до самых
Симпатичный молодой терапевт диагностировал у неё переохлаждение первой степени, лёгкое сотрясение, сильный ушиб плеча с обширной гематомой, а также мелочи в виде нескольких синяков.
— Мисс Хилл, я настоятельно рекомендую вам провести следующие сутки у нас в госпитале, — сделав очередную запись, провозгласил свой приговор врач. — У вас сотрясение мозга, и как бы вы себя ни чувствовали, нужно убедиться, что оно не даст осложнений. Вы сильно ударились головой о воду.
— Нужно так нужно, — пожав плечами, отозвалась Габриэлла. Ей очень не хотелось ночевать в больнице среди чужих людей, но врачам она обычно не прекословила. — Мистер Денвер, я буду очень благодарна, если кто-нибудь завтра привезёт что-нибудь из моих вещей, ваши мне как-то не очень идут. — Она в очередной раз поправила всё время норовивший сползти свитер и неловко улыбнулась врачу.
— Я приеду за вами завтра, — отозвался Захария.
Доктор Макадамс, так звали терапевта, сообщил, что все документы, которые необходимо заполнить, он оставит на посту у медсестры, и тактично удалился.
— Еще раз спасибо, что так быстро среагировали, — проговорила Габриэлла. — Всё-таки морские прогулки оказались не для меня.
Захария подошёл к сидящей на кушетке Габриэлле и, приподняв её подбородок, спросил:
— Вы правда хорошо себя чувствуете?
— Правда, — тихо, но уверенно ответила она. Он слегка провел пальцем по её веку и заметил:
— Тушь немного размазалась.
— Мистер Денвер, если вам когда-нибудь скажут, что вы льстец, не верьте! — воскликнула Габриэлла. — Вы совершенно не умеете польстить женщине и постоянно указываете на недостатки! — закончила она. От этого было и смешно, и грустно одновременно.
— Кроме вещей, нужно что-то привезти?
Габриэлла задумалась, но, решив никого не обременять сбором косметички, отрицательно покачала головой.
— Может, вы чего-нибудь хотите?
— Нет, но если вы приедете ко мне с букетом цветов и шоколадом, или с чем там навещают больных? то против я не буду.
— Я приеду завтра, отдыхайте, мисс Хилл.
Убедившись, что сотрясение не дало никаких серьёзных осложнений, доктор Макадамс, посоветовав быть осторожней, подписал документы на выписку.
— Как провели ночь? — поставив перед ней небольшую спортивную сумку, спросил Захария.
— Как в больнице, — рассеянно проговорила Габриэлла и озадаченно уставилась на большую корзину с шоколадом и букет роз. — Я ведь пошутила…
Захария присел на край больничной койки и посмотрел на неё самым невинным взглядом. Но лукавая улыбка говорила, что его от души забавляет её недоумение.
— Но зачем столько? — изумлённо спросила Габриэлла. Такое разнообразие шоколада можно было встретить разве что в магазине. Белый, чёрный, молочный. С орехами всех видов и другими вкусными наполнителями. Теперь оставалась только одна проблема — проблема выбора.
— Вам для чего-то понадобилось, чтобы я набрала несколько лишних фунтов? — с шутливым недоверием спросила она.
— Нет, я просто не знал, какой шоколад вы предпочитаете.
Габриэлла перевела взгляд на цветы.
— Из оранжереи миссис Крэмвелл?
— У неё самые красивые розы в Корнуолле, — весомо ответил Захария. Розы действительно были великолепными. Бутоны крупные, насыщенного красного цвета, ножка длинная, ровная.
.
— И она не была против?
— Что вы! Она была очень даже за.
Габриэлла улыбнулась его ответу. Судя по всему, Захарии пришлось идти войной на зимний сад Эйджвотер-Холла, и он явно одержал победу в этой нелёгкой схватке.
— Спасибо, мне очень приятно, — искренне поблагодарила Габриэлла. — Жаль только придётся снова везти их в машине, меня ведь выписывают.
— Оставьте их здесь. В вашей комнате достаточно цветов, я лично нарвал для вас. — Захария сказал это так, будто он, как мальчишка, перемахнул через соседский забор и обворовал цветочную клумбу. Габриэлла рассмеялась.
— Ну раз нарвали, тогда ладно!
Она открыла сумку и, достав брюки и бежевый джемпер, удивлённо посмотрела на ярко-красное нижнее бельё. Габриэлла купила его несколько месяцев назад, но так ни разу и не надела. Это был сексуальный комплект для соблазнения мужчины и для повседневной носки абсолютно не подходил. «Интересно, а кто же мне вещи собирал? Надеюсь, какая-нибудь легкомысленная и обожающая красный горничная!»
— Элизабет и Эмма очень взволнованы и обеспокоены произошедшим. Вы готовы ехать? Уверены, что хорошо себя чувствуете? — не скрывая беспокойства, спросил Захария.
— Уверена. Мне нужно одеться. — Габриэлла чуть замялась, а потом спросила у практически вышедшего Захарии:
— Мистер Денвер, а вы любите красный цвет?
— Иногда. — Он одарил её насмешливым взглядом и захлопнул дверь.
Врач порекомендовал абсолютный покой, обильное тёплое питье и здоровый сон. Поэтому по возвращении в Эйджвотер-Холл её буквально окружили заботой и вниманием, порой весьма навязчивым. Горячие бульоны, неизменный чай и пуховые одеяла окутали Габриэллу, словно путами. И ей ничего не оставалось, как по возможности, избегать встреч с женской половиной семейства, ссылаясь на разыгравшуюся ко всему прочему простуду. Поэтому последние несколько дней Габриэлла в основном проводила в своей спальне и лишний раз не показывалась в общих комнатах.
Ночью разыгралась страшная буря. С моря доносился жуткий вой, сотрясая всю округу, небо вспыхивало тусклым голубым светом, тени от которого безумно играли на стенах спальни, а ветер испуганным зверем завывал в дымоходе камина. Уже который час Габриэлла без сна лежала в постели. Она очень устала от назойливого внимания и вежливой заботы Элизабет и… Эммы.
«Ага, конечно, особенно Эммы», — подумала она. С момента их с Захарией возвращения в поместье ей не давали вдохнуть полной грудью, чрезмерно опасаясь за её здоровье. Сначала это было лестно, потом стало докучать, а к третьему дню и вовсе раздражать.