Сквозь века. Первая часть. Занятие «не хуже других»
Шрифт:
Какого чёрта не подошёл сам?! Заставил прийти.
Ах да, засада. Непонятно, какого чёрта Харрада этот вообще оказался замешан в этой грязной истории. Деньги нужны? [8] Но он всё рассказал: фактически вручил ему его врага в подарочной упаковке и с бантиком. Почему?
А «компанию составить» не захотел.
«Найдите себе кого-нибудь ещё» и «Вам пора».
Струсил? Чёрта с два. Не обидно бы, если б так. Да только любой знает: Харрада храбр. Он отчаянно храбр! Храбр до безрассудства. А то, что он и его дьявольский Чинк вытворяют в бою – это ж уму непостижимо.
8
Конечно нужны. Рыжий Чёрт всегда в долгах, хоть ни у кого и не занимает. Долги – «дуэльные»: неустойки по чужим контрактам.
А с ним не пошёл. Просто – не захотел!
Гарсиа не мог прийти в себя от унижения.
И этого-то человека он почитал образцом храбрости, чести, воплощением мужества? Восхищался им. С тех пор, как заметил. Нельзя было не заметить. Заметили его все. Как появился в полку – так сразу и стал знаменитостью, в тот же день. О его вербовке по сию пору легенды ходят. Конечно, его знает каждый. Как можно не знать о бешеном Харраде! Этим чудовищем пугают новобранцев. С ним нельзя связываться. Чтобы попасть ему на клинок, стараться не нужно. Он не стесняясь говорит, что думает и не боится отвечать за свои слова. Авторитетов для него не существует, его мнение – единственно верное, и не дай вам Бог ему противоречить.
Дон Мигель думал было вызвать этого задиру и задавалу на состязаниях: окоротить слегка – но что-то удержало. Если смотреть правде в глаза – не уверен был в победе, – а оказаться поверженным на глазах всего полка ему, которого считают почти непобедимым! Очень не хотелось. Не вызывать Харраду в круг несложно – он не участвует, он давно – лишь зритель. Потому что его давно уже никто не вызывает: боятся быть покалеченными. Превосходство дона Михаэля в силе доказано настолько, что даже отказ выйти против него не считается позором.
При этом в полку его, похоже, любят. Он, говорят, честен, справедлив. Может даже защитить. Может вступиться. Может быть великодушным. Может вынести из боя. Дня не проходит, чтобы не обсуждали Рыжего Чёрта: Харрада сделал то, Харрада сказал сё…
Он весёлый, вечно шутит. Он злой – но весёлый. Злой шутник. И все его шуточки ему всегда сходят с рук, потому что чуть что – он звереет, и лучше с ним не связываться.
Дон Мигель в чём-то даже завидовал Рыжему Чёрту. Его силе, его беззаботности. Той лёгкости, с которой тот живёт: живёт, как играет! Играючи живёт. Делает, что хочет, ни с кем не считаясь; ни о чём не задумываясь, без сомнений, рассуждений, сожалений. Он сам всё всегда знает – и ему всё равно, что говорят другие.
Кому, кому завидовал?! Этому чудовищу?!! Убить мало. А ведь и на сей раз чудовищу, похоже, его наглая выходка с рук сойдёт. Нет, конечно, Гарсиа его не боится, ещё не хватало, но, как ни крути, возможно, будет обязан ему жизнью. И как должник – не имеет права с него спросить.
Дон Мигель, спешившись, пробирался вдоль Старой дороги к заброшенному трактиру. Сип, послушный знаку, неслышно, как тигр на охоте, крался следом.
У трактира пока никого. Немудрено, запас времени – больше получаса. Надо осмотреться и занять позицию. Трое наёмных – не главное. Тот, кто платит – вот, кто ему нужен.
Лейтенант Марес осторожно вышел на поляну. В темноте он видел, как кошка.
След от костра. Вот и верёвка, на дереве. Камень. Всё, как сказал этот… этот… негодяй! На камне засохшая кровь. Странно. Ещё кровь, целая лужа, уже впиталась. Размазанная кровавая полоса: тащили тело? И ещё пятно.
Следы копыт. Приметный след. Марес ощупал его рукой: так и есть, от подков крупного боевого коня.
А здесь конь ложился.
И ещё кровь.
Разрытая земля у кустов, куча веток… Снова кровавая полоса…
Что, чёрт возьми, здесь делается?
Картина произошедшего никак не складывалась – близость опасности отнимала внимание, не давала сосредоточиться.
Шорох. Шаги. Мигель взвёл курок и неслышно отступил в заросли, к Сипу. Оба затаились.
На поляну бочком-бочком выкатился Леваллеро. Воровато огляделся и стал разматывать верёвку, тянуть через тропу.
На дороге со стороны лагеря ненатурально заквакали лягушкой.
– Ты, что ли, Петерсон? – зашипел Леваллеро, тщась пронзить взглядом мрак.
– Да я, я, – гнусаво отозвалась дорога. – Шварцахер этот где?
– Сейчас будет. Ищет, наверно, на чём их утащить, – Леваллеро нервно хихикнул: – Зачем, интересно, они ему понадобились?
– Зелье варить, наверно, будет из них. Сердце заберёт или глаза, или ещё что… Я что-то слышал такое. Он же того, говорят, колдун или чернокнижник, или как его там.
Мигель силился связать в голове обрывки сведений: «Их», «Они». Значит там, в ветках и в земле кто-то уже есть. Кого-то припрятали, – понял Гарсиа. А ещё ему стало понятно, почему Рыжий Чёрт сюда не пошёл. Потому что дело тут нечисто. За такое не винят. Ну хоть сказал бы честно – колдовства, мол, боюсь, я бы понял, – думал лейтенант. Спасибо хоть так предупредил.
Опять заквакала, заскрипела лягушка.
– Да тут мы, тут, иди уже, – прошипел Леваллеро, – лезь давай на свой дуб. Давно там должен быть, с камнем со своим.
– Да куда спешить? Он после одиннадцати поедет.
– Он-то после одиннадцати, а Шварцахер сейчас уже тут будет, и чтоб все на местах уже, и чтоб всё готово!
– А ведь Гарсию этого, говорят, убить нельзя. Он, говорят, того, заговорённый. И лошадь его.
– Ты того, не начинай, не начинай, – дрогнувшим голосом отвечал Леваллеро: – Ты страху не напускай, ты не промажь смотри.
– Ага, – согласился Беррано. – А ты Харраду проверь.
– Чего? Ты что, дурак?! Ты чего страху нагоняешь? Что ему сделается?
– А ты проверь, проверь, а то если они друзья, так он тоже тогда, того, заговорённый. Вот как вылезет сейчас… или уже вылез. И, того, ходит тут.
– Вот дурак, сам трус и всех напугал! Да с чего вдруг они друзья?
– Да с того что он напал.
У дона Мигеля мутилось в голове. Кто напал? Кто друзья? Почему «потому что друзья»? И опять этот Харрада. Это что, Харрада на них напал? И они живы?! Непохоже на него. Или напал кто-то другой? А что если дон Михаэль не пошёл сюда совсем не потому что побоялся колдовства или чего угодно – а потому что не мог! И говорил лёжа – не из заносчивости, сквозь зубы цедил – от боли, и говорил кратко и мало – не от презрения. Строго по делу. Ни одного лишнего слова. Он же экономил слова! Экономил дыхание. А его – вооружил информацией – и быстрей выпроводил! Выпроводил, пока не…