Слабое место жесткого диска
Шрифт:
– Как зовут литератора Филонского? – спросил я.
– Евгений Касьянович.
– А фамилия Романцев вам ни о чем не говорит?
– Кажется, нет, а что?
Я, продолжая рассматривать ежедневник, пробурчал:
– Пока ничего. Потом видно будет…
Секретарь епархиального управления вдруг занервничал:
– Что значит потом? Я как заказчик расследования хочу знать все сразу!
Я поднял на него глаза, и устало сказал:
– Во-первых, вы мне заплатите сначала аванс. А во-вторых, несмотря на то что дела я свои раскрываю почти в ста процентах случаев, должен вас предупредить, что
После этой моей тирады Роман Николаевич снова сделал обиженный вид, раздраженно сглотнул слюну и нехотя выдавил:
– Я все понял.
Потом он достал откуда-то из-под рясы пачку денег и, отсчитав пять купюр и перекрестив их, подал мне.
– Это аванс. Пятьсот долларов. Материальные вопросы для нас не проблема, можете быть уверены.
Я спрятал деньги в карман, вспомнил о методах выколачивания денег на храм Христа Спасителя и внутренне согласился с отцом Романом.
Проговорив фразу о своем непростом характере, я вдруг вспомнил, что в течение всей беседы с секретарем епархиального управления не выкурил ни одной сигареты. И, несмотря на негласное православное правило, отрицающее курение (и допускающее одновременно почему-то потребление алкоголя, порой даже неумеренное), вынул пачку «Соверена» и закурил. Краем глаза я заметил, как поморщился отец Роман.
Он даже открыл рот, чтобы выразить, видимо, свой протест, но я предостерегающе поднял вверх указательный палец. Пролистав несколько страниц ежедневника Гермогена, я нашел еще одну запись: «Совершить молебен во здравие чада Л.К.».
– На сегодня пока все. Мне пора домой, – резюмировал я результаты своего осмотра. – Завтра я продолжу расследование, а сейчас мне есть над чем подумать.
– Могу я узнать, над чем?
– Пока нет. Лучше скажите, кто вчера вечером мог видеть женщину, приходившую к владыке? Кто может описать ее внешность?
Роман Николаевич ответил довольно быстро:
– Я думаю, что Настасья Владимировна. Обычно она впускает и выпускает людей, приходящих на прием по личным вопросам. Она сейчас здесь, пройдемте в основное здание, и вы сможете с ней поговорить.
Мы совершили обратный путь в главную избу, и перед моими глазами предстала та самая пожилая женщина в платочке с испуганным взглядом, которая встретила меня и Полежаева перед началом разговора с Романом Николаевичем.
– Настасья Владимировна, вы можете описать ту женщину, которая приходила вчера вечером? – резко спросил у нее секретарь.
Взгляд старушки стал еще более испуганным и озабоченным.
– Это тихая такая? – после напряженной паузы переспросила она.
– Откуда я знаю, тихая она или громкая? – раздраженно произнес отец Роман. – Если бы знал, не спросил бы вас…
– Блондинка она или брюнетка? В чем была одета? – спросил я.
– Вот этого не скажу, – покачала головой старушка, – волосы у нее под платочком были. А так – пальтишко серенькое, сапожки. Глаза такие – как скрозь тебя смотрят… И тихая такая, смиренная…
– Когда она пришла и когда ушла?
– Вот этого не скажу, – снова покачала головой Настасья Владимировна. –
– Значит, все в соответствии с записями в ежедневнике, – пробормотал я себе под нос. – Спасибо, Настасья Владимировна!
Поблагодарив старушку, я перевел взгляд на Романа Николаевича:
– Мне все-таки пора. Вы отвезете меня домой?
– Конечно.
Секретарь вышел во двор и окликнул шофера.
– Я тоже с вами, – сказал он, приглашая меня сесть в машину. – Мне нужно навестить родственников.
Почти всю дорогу мы ехали молча, так как я сказал отцу Роману, что на сегодня я перегружен информацией и буду готов к дальнейшей конструктивной деятельности только завтра утром.
Мы распрощались с ним около моего дома. Пожав мне руку своей пухлой ладонью, он выразил надежду, что я докопаюсь до истинных причин произошедшего трагического события. Я ответил, что я сам в этом кровно заинтересован. Отец Роман удовлетворенно кивнул и бросил шоферу:
– В микрорайон на Птичьей горе.
«Тридцать первая» исчезла в темноте, а я вдруг неожиданно вспомнил слова Виктора Скворцова о том, что именно на Птичьей горе весной у нас собираются на свой ежегодный слет ведьмы и колдуны. Уж не туда ли намылился странный бесфамильный человек по имени Роман Николаевич?..
От этой мысли мне на секунду подурнело, но я пересилил себя и стал старательно вспоминать основы диалектического материализма, которым меня некогда пичкали в школе. Я подумал, что его стройные постулаты помогут разрушить хотя бы на некоторое время то ощущение мистического болота, в котором я пребывал последнюю неделю. Вспомнить я смог всего лишь самое основное: «Бытие определяет сознание». Эта мысль меня, увы, не успокоила, поскольку бытие было чернее некуда, и сознание, следовательно, лишалось последних шансов на просветление.
В тревожном оцепенении я тихо поднялся по лестнице и так же тихо, словно опасаясь кого-то, открыл дверь своей квартиры. Быстренько включив свет в прихожей и вслед за этим в комнате, я обнаружил, что все вещи находятся на своих местах и посторонних в моей квартире нет. Я последовательно обошел всю квартиру и пришел к выводу, что внешне в ней все нормально. Однако меня не покидало ощущение чьего-то незримого недоброжелательного присутствия.
Из этого неустойчивого психического состояния меня резко вывел звонок сотового телефона. Я, почти обрадованный, подбежал к трубке и поднял ее…
Увы, после недолгого молчания оттуда послышались короткие гудки, словно звонящий просто проверял мое присутствие. Я машинально взглянул на время. Мой взгляд узрел, что только что электронные часы сменили три цифры из четырех. На табло застыли цифры 21:00.
«Господи, и тут мистика!» – подумал я и впился взглядом в телефонную трубку, ожидая повторного звонка. Однако его так и не прозвучало. Непонятно почему, но напряжение внутри меня нарастало.
И тут наконец я понял, почему. Я был совершенно один, я вел борьбу в одиночку. Приятель пал жертвой чьих-то неведомых козней и отказывался работать.