Слабое место жесткого диска

Северцев Петр

Лошадов сел на свое место, снял очки и стал бурно тереть переносицу.

– Вы знаете, я подозревал то же самое. Но мы проверяли техническое состояние оборудования совсем недавно, я давал специальную команду. Все оборудование полностью исправно.

– Доктор, тем не менее я настаиваю на том, что вы должны провести там ночь. Если до завтрашнего дня ничего странного в вашей реанимации не обнаружится, я готов публично отречься от звания экстрасенса, объявить себя шарлатаном и переквалифицироваться в больничные нянечки! – с пафосом заявил я.

И уже более земным голосом добавил:

– Думаю,

бутылочка коньяка скрасит ваше ночное пребывание на Несчастливой Койке. Только держитесь в форме, чтобы не пропустить ничего важного.

И в качестве последнего аргумента обнажил содержимое своего пакета. К бутылке коньяка были приложены банка балыка, лимон и плитка шоколада…

Я слышал, что медики неравнодушны к спиртному. Более того, равнодушными они к нему никак не могут быть, так как оно у них всегда под рукой. Причем в самом что ни на есть чистом и незапятнанном всякими сомнительными примесями виде.

Прекрасной иллюстрацией любви медика к спиртному послужило то обстоятельство, что глаза Лошадова, еще секунду назад излучавшие скепсис по поводу как моего появления, так и качества, в котором я появился, сменили свое выражение на доброжелательность и заинтересованность.

– Ну что ж…

Лошадов сделал паузу, надел очки и, глядя мне прямо в глаза, сказал:

– Буду рад поговорить с вами об экстрасенсорике сегодня ночью. Сейчас у нас в реанимации все равно никого нет. Две койки в нашем распоряжении.

Такой поворот событий, к сожалению, меня мало устраивал. У меня дома находилась одна из главных подозреваемых по делу, и неизвестно, насколько хватит той дозы снотворного, которую я подсыпал ей в чай. Поэтому интересы дела требовали моего присутствия дома.

– Я тоже был бы рад поговорить с вами. Однако если вы с порога не отвергли одно мое предположение, основанное на моем методе, то постарайтесь понять и другое. Мой метод подсказывает мне, что вы должны сделать это в одиночку. Если буду присутствовать я, может не получиться. Вы можете взять в напарники кого угодно…

– Не знаю почему, но я вам верю. По крайней мере, очень хотелось бы… – протянул Лошадов, убирая бутылку с коньяком в шкаф.

Я покинул больницу, взяв с доктора твердое честное слово, что он проведет ночь на Несчастливой Койке…

Утром, направляясь в больницу, я был совершенно подавлен и морально и физически. Морально – потому что был измотан этим делом, «доставшим» меня во всех отношениях, физически – потому что вчера наконец сбылись мечты идиота об утихомиривании бушевавших внутри меня весенних половых бурь, но, как оказалось, растренированное тело с трудом перенесло супернагрузки. В обычной обстановке после такого удачного секс-саммита я бы находился в счастливом блаженстве, а тут… Лариса проснулась где-то около десяти часов вечера, и в последующие шесть часов я был примерным студентом семинара повышения сексуальной квалификации… Однако в конце концов все кончилось тем, как предупреждали мудрые древние римляне: «animal omnes post coitu est triste» – «всякое животное печально после соития».

Мою печаль усиливало и ощущение смутной угрозы, которая нависла надо мной, согласно выводам Приятеля, с которым я провел сеанс

общения сразу после возвращения из больницы.

Он сказал, что мне надо опасаться ВРЕМЕНИ С ДЕВЯТИ ДО ДЕСЯТИ ЧАСОВ ВЕЧЕРА. ОПАСНОСТЬ БУДЕТ ИСХОДИТЬ ОТ ЖЕНЩИНЫ С ИНИЦИАЛАМИ Л.К..

А до вечера мне еще следовало выкроить время и проанализировать смерти, которые имели место в романе А. Дюма «ТРИ МУШКЕТЕРА».

Чертыхнувшись по поводу Приятеля, который, как всегда, мало что объяснял, я закончил сеанс, решив скрипя зубами выполнить его странные и в данном случае граничащие с абсурдом рекомендации.

Единственное, что при этом утешало, так это то, что, по уверениям Приятеля, до девяти часов вечера мне вроде бы ничего опасаться не стоило.

«Эх, сейчас бы полежать, поспать часика два-три хотя бы!» – с тоской и даже с мольбой, обращенной неизвестно к кому, подумал я, заводя мотор своей машины. И послать на три известные всему русскому народу буквы все эти мистические штучки о злом роке, висящем над койкой в реанимации главной больницы, маньяческие устремления каких-то съехавших с руля неведомых баб и забыться, забыться, забыться!

А выспавшись, просто положить свою руку в руку Ларисы, потом нежно провести другой рукой по ее спине, чувствуя, как учащается ее дыхание в ощущении приближающегося наслаждения… Перевернуть ее к себе, почувствовать своей грудью ее набухшие соски, легонько взять ее грудь в свою руку и наслаждаться тем, что дыхание ее еще больше участится, и она шепнет что-то непонятное, но в то же время очень нежное и ласковое.

А потом склониться над ее лицом, почувствовать, как дрожат ее ресницы и поцеловать в полуоткрытый рот. Сначала нежно, чуть прикасаясь губами, потом сильнее, глубже, чувствуя, как внутри пробуждается животное мужское желание обладать женщиной.

Закончив руками ласкать груди, спуститься ниже, поглаживая живот. Пройдя это, уверенным и сильным движением залезть в ее ажурные трусики и нащупать цель своих устремлений и центр ее экстаза…

Она издаст нежный короткий стон, а я не буду останавливаться, я буду гладить пальцем увлажняющуюся плоть в такт ее рефлекторным движениям. Мой собственный стержень окрепнет, желание проникновения усилится, наконец, оно станет непреодолимым…

И уверенным, почти грубым движением закинуть ее ноги себе на плечи, одновременно пытаясь проникнуть внутрь. После нескольких неуверенных движений наконец преодолеть сопротивление плоти и погрузиться, раствориться в теплоте, исходящей из женского чрева.

И затем, обуреваемый только одним желанием, подавляющим все остальное, затмевающим разум, двигаться навстречу короткому моменту экстаза. Однако ощущение приближения праздника ничуть не хуже самого праздника… Лариса будет обвивать меня своими руками, говорить те слова, которые я давно уже ни от кого не слышал: «Валерочка, милый!», «Солнышко мое!», «Давай еще, вот так, хорошо…»

И когда уже я буду готов к тому, чтобы произвести несколько завершающих победных движений, она вдруг забьется в исступлении, обхватит меня руками, вопьется в спину ногтями… И я не смогу в этот момент насладиться победой. Нужно будет начинать новое восхождение, нисколько не менее волнительное, чем первое…