Слабое звено
Шрифт:
— Ноль-Девять готов, — ответил Ленар не менее официально, и затем спросил слегка притихшим голосом, — Ирма, ты ведь готова?
Между постами капитана и оператора не было никакого зрительного контакта, но Ленар все равно почувствовал сквозь металл и электронику, как Ирма оскорблено оглянулась.
— Готова, — проглотила она легкую нотку обиды, — Ленар, не переживай, с этим маневром и обезьяна справится.
— Не обижайся, но сейчас за операторским пультом сидит вовсе не обезьяна.
— Не обиделась, — бросила Ирма и вполголоса произнесла себе под нос, — Я не обезьяна.
Эфир продолжал стрекотать переговорами капитанов, Кнопка продолжала приближаться, время продолжало уходить. Морща
— Ноль-Девять, Один-Четыре и Девять Четыре… — протянул Ковальски, выжидая нужный момент, — Отключить тягу!
Одно деление на один удар сердца, повторяла она про себя, медленно ведя на себя рычаг управления тягой. Если дернуть слишком сильно, двигатели могут захлебнуться в собственной плазме, и в лучшем случае это сократит их срок службы, а в худшем взорвет их. Разумеется, целая система предохранителей и вентиляционных клапанов просто не позволит довести все до взрыва, но износ двигателей — это износ двигателей.
Точки на навигационном экране пришли в синхронное движение, поплыв к левому краю стаей мелких серебристых рыбешек. Мультисостав начал вращаться. Числа на спидометре медленно поползли вверх — это нормально, когда объект попадает в гравитационный колодец крупного небесного тела. Совсем скоро скорость начнет снова опускаться, а пока…
— Ноль-Девять, Один-Четыре, Девять-Четыре… два и тридцать пять тераньютонов через десять… девять…
Почти максимум для тяжелого буксира и далеко за пределами номинальной нагрузки. Ирма начала вводить конфигурацию, вспоминая прямо на ходу, как именно должно вести себя магнитное поле, чтобы двигатели попали точно в заданный режим, не промахнувшись мимо оптимального удельного импульса реактивной массы, и при этом не разорвав себя на части.
— Пять… четыре… три…
Ее ладонь крепко обхватила рычаг, вслушиваясь через противоскользящее покрытие в ритм собственного пульса. Противоскользящее покрытие, как обычно, слегка скользило по влажной ладони, а пульс взволнованно отбивал о кожу барабанную дробь. Такие моменты сопровождались приятной болью в груди, когда дыхание перехватывает, органы чувств обостряются до предела, а ягодицы врастают в обивку кресла. Это было страшно и приятно одновременно. Она бы любила этот рычаг, даже если бы он был покрыт наждачкой вместо неопрена.
— Один. Пуск!
И рычаг медленно пополз от нее, подчиняясь четко выверенному усилию руки. Обезьяна бы так не смогла, напоминала себе Ирма, наблюдая краем глаза за тем, как стая рыбок на экране постепенно замедляется, отсчитывая последние минуты и секунды разворота мультисостава. И вот крутящий момент погашен, и всю остальную работу за них будут делать законы физики.
— Вписались в поворот, — радостно заявил Ковальски и в следующую его фразу закралась плохо спрятанная фальшь, — Я знал, что вы справитесь.
— Ерунда, —
— Есть результат, — ожила Вильма, — Мы только что успешно отдали Кнопке эквивалент тридцати шести петаньютонов.
— Неплохо.
— Неплохо? — нервно усмехнулась Ирма, — Кажется, вы, тяжеловозы, совсем зазнались. Когда я водила межпланетную баржу, этой силы было бы достаточно, чтобы… чтобы… В общем, ее было бы достаточно с лихвой!
— Ладно, тогда этого достаточно с лихвой, — вяло повторил Ленар и включил интерком, — Машинная, мы только что проскочили Кнопку. Как там наши движки? Не сильно греются.
— Нет, — ответил Эмиль, — Прекрасно тянут. В таком режиме они проработают еще целых сорок часов, а потом их можно будет смело выбрасывать в металлолом.
— Не волнуйся, скоро дадим им отдохнуть, — он отключил интерком и встретился с Вильмой взглядами, — А потом и сами отдохнем.
Когда круглый силуэт ледяного гиганта остался далеко позади, это ознаменовало начало новой гонки со временем, когда техники вновь самоотверженно упаковывали себя в скафандры ради поисков какой-то хорошо спрятавшейся от их внимания мелочи. Находящийся под прицелами десятка телескопов Здоровяк неумолимо приближался, все отчетливее являя свои слоистые облака, пестрящие пастельным холодом и закручивающиеся в мелкие спирали исполинских ураганов, свойственных лишь газовым гигантам. С расстояния в миллионы километров он уже выглядел недружелюбно, а с каждой канувшей в прошлое минутой он приобретал все более грозный вид, словно бы напоминая, что техникам пора бы уже случайно наткнуться на поломку и исправить ее.
— Мы вот-вот достигнем точки отмены, — действовал Климу на нервы его капитан, ничуть не помогая тем самым перебирать самодельную электрическую цепь толстыми перчатками.
— Никаких отмен, — раздраженно рычал Клим в ответ, тщетно стараясь почесать взмокшую спину о подкладку скафандра, — Не для того мы все это затевали, чтобы что-то там отменять. Я все исправлю, обещаю. Разве было хоть раз такое, чтобы я не выполнил обещание?
— Не было, — согласился Штефан, — Но ты и обещания даешь не так часто, как хотелось бы.
— Потому что я обещаю лишь то, в чем точно уверен. И я уверен, что у нас все получится. Только дай мне еще немного времени.
— Постой, сейчас я тебя переключу на другой канал.
— Зачем?
— Хочу ретранслировать твой сигнал по лазерной связи прямо на Здоровяк, чтобы ты сам попросил его подвинуться в сторонку и дать тебе побольше времени.
Клим ничего не ответил, если не считать того, как он шепотом выругался себе под нос, что-то проворчал на тему того, что его опять отвлекают от важной работы, и вернул все свое внимание в важную работу. В жизни каждого человека бывают минуты просветления, в которые даже при безрезультативной работе у человека все равно получается максимально сосредоточиться на какой-то задаче и выполнять привычные действия так, будто его законсервированные в толстый перчатки руки — это узкоспециализированный механизм из закаленной стали, способный делать все быстро, точно, а главное — без ошибок. Именно такие минуты послужили живительной смазкой в уставших сочленениях Клима, когда он наткнулся на затерянную в заросшем проводами лабиринте охладительных установок карболитную коробку, из которой выглядывали цифровые индикаторы и причудливыми цепями тянулись вглубь переборки длинные звенья хрупкого гиперпроводника, окутанные неплотной муфтой прозрачной изоляции из армированного полиуретана. Ее термореактивный корпус дразняще подмигивал ему зелеными глазками-индикаторами, и техник на ощупь выбрал на изоляции случайные места, в которые вонзил щупы-иголки, и уронил взгляд на хаотично бегающие показатели.