Слабое звено
Шрифт:
— Просто скажите честно, что вам не понравился фильм.
— В нем нет сюжета, персонажей и какого-либо морального вывода, — сухо произнес он, потянулся к своей кружке и обнаружил в ней пустоту, — И тем не менее, дело не в том, понравился он мне или нет, а в том, что мы с вами смотрим его уже… я сбился со счета после пятнадцатого раза.
— Это фильм про то, как буксир прибывает на Дискордию. Вот вам и сюжет и главный герой. Несмотря ни на что он привез очень много ценных сверхпроводниковых сплавов точно по расписанию и уже спустил на поверхность первые два контейнера, продираясь сквозь шторм.
В глубине души она понимала, что является для Игоря одной большой ходячей проблемой, но за последние две недели он проявил столько терпения и галантности, вскрывшейся из-под напускной грубости и безразличия, что его общество стало больше ассоциироваться с комфортом и меньше с вынужденной опорой. Вот и сейчас, критикуя ее вкусы на кино, он почти бессознательно взял губку и начал протирать образовавшуюся лужицу. То, как он за ней ухаживал, настолько сильно вошло в норму, что она начала забывать благодарить его за это.
— Вы очень увлечены своей работой.
— А вы нет?
— У меня не так много знакомых коллег, которые вслух заявляли мне, что ненавидят свою работу, — он вернулся на свой стул и внимательно на нее посмотрел, — А вот от ваших коллег я слышал это регулярно.
— Что я могу сказать, — пожала она плечами и улыбнулась, — Я очень люблю эту работу. Конечно, бывают сложности, но это лишь придает моему делу значимости.
— Значит, вы охотитесь за значимостью?
— Я бы назвала это немного по-другому. Где-то там я лишь маленькая женщина, а тут я перевожу миллионы тонн ценных ресурсов через световые года. Я чувствую, что играю большую роль в развитии колониальной инфраструктуры. Значит, я приношу пользу. Признайтесь, вы ведь тоже стали врачом не из-за высокой зарплаты?
— Да, в этом есть доля правды, — кивнул он.
— Значит, вы понимаете, что значит быть идейным человеком. Стоит лишь осознать масштабы того, что я делаю, как я понимаю, что моя работа поистине прекрасна. И я люблю ее.
— Это приятно, — ответил он, и Ирме показалось, что она стала свидетельницей редкого явления на его лице виде приподнятых уголков рта.
— Что именно вам приятно?
— Приятно встретить человека, который способен что-то настолько сильно любить, — он указал взглядом на ее забинтованную руку, и она поняла, что ей не показалось — он действительно улыбается, и улыбка прибавила ему несколько морщинок и убавила столько же лет.
— И ваша профессия тоже поистине прекрасна, — голос Ирмы слегка притих от смущения, — Вы помогаете людям, даже когда от вас требуются жертвы. Вот сейчас вы жертвуете из-за меня двумя месяцами своей жизни… Нет, я не так выразилась. Вы жертвуете МНЕ два месяца своей жизни.
— Рад, что вы меня понимаете.
— Если честно, то не до конца. Что вас вынуждает это делать? Явно не альтруизм, ведь вы за два месяца вылечите одну пациентку, когда могли бы вылечить десять или двадцать. Вы сейчас находитесь
— Зато я там, где по-настоящему необходим, — увернулся он от прямого ответа.
— Надеюсь, когда-нибудь я смогу сказать про себя тоже самое.
— Надеюсь, тогда будет не слишком поздно.
— Поздно для чего?
— Для того, чтобы пожить для себя, — Игорь встал из-за стола и протянул руку к кружке перед Ирмой, — Будете допивать?
— Ах, да, — вспомнила она про свой чай, залпом осушила кружку и проследила взглядом ее путь до мойки, — Хотите перед сном посмотреть еще один фильм?
— Только если выбирать буду я. А я люблю триллеры.
Игорь Соломенников совсем не являлся универсальным врачом широкого профиля. Будучи по специальности торакальным хирургом, он был знаком лишь с теоретическими аспектами лечения переломов, поэтому ему приходилось выкручиваться доступными средствами. Однажды Ирма проснулась посреди ночи и увидела горящий свет в спальной полке напротив. Так она узнала, что почти все свободное от нее время ее лечащий врач тратит на изучение специализированной медицинской литературы. Он жадно поглощал информацию, готовясь перейти к следующему этапу лечения, а Ирма лишь удивлялась его целеустремленности и самозабвенности. Узнавая его все ближе она все сильнее понимала, что он вовсе не железный, и сделан из того же мяса, костей и скрытых внутренних переживаний, что и все остальные. Он оказался заперт в катастрофически маленькой вселенной, а Ирма была ее гравитационным центром. Как он воспринимает свою участь, оставалось большой загадкой.
Когда пришла пора переходить к следующему этапу, его хирургически наметанный глаз и твердая рука позволили ему с ювелирной точностью разрезать и снять термопластиковый бинт, не сняв при этом кожу с руки пациентки. Мышцы, лишенные необходимых нагрузок весь последний месяц, наотрез отказывались входить из спячки. Отлично справляясь с клавишами на клавиатуре, они пасовали в судорогах при попытке удержать тарелку с супом. И вновь Игорь приходил на помощь и услужливо помогал ей вытереть с пола наваристую овощную лужу.
Начался этап физиотерапии.
Ирма сидела в кают-компании перед ведром с водой. Опуская ослабленной рукой в ведро губку, она вынимала ее и старалась выжать из нее как можно больше жидкости. Процесс казался ей унизительным, но Игорь тактично не проявлял к нему интереса, зарывшись носом в очередную книгу и пропуская мимо ушей редкие всплески воды.
— Можно задать вам нескромный вопрос? — вырвалось из нее, когда она поняла, что больше не может терпеть давящее на барабанные перепонки неловкое молчание, и Игорь оторвался от чтения.
— Задать вы можете, — ответил он невозмутимым тоном и отложил книгу в сторону.
— Вы были женаты?
— Да, — кивнул он, — вопрос действительно нескромный.
— И все-таки? — не унималась она, и послышался очередной всплеск воды.
— Был года три… — он запнулся, наморщив лоб, и начал что-то искать взглядом на потолке, — Нет, уже пять лет назад. Со всем этим криостазом я до сих пор путаюсь в календаре.
— Поверьте, это абсолютно нормально. Я тоже путаюсь.
— Почему вас вдруг заинтересовало мое семейное положение?