Слабое звено
Шрифт:
Запертая дверь, отделявшая их от двух капитанов, перемалывала и смешивала кулуарную беседу в кашу неразборчивого бубнежа, и даже эти звуки не пробудили ни у кого желания внимать, вызывая лишь раздражение вместо положенного любопытства. По ту сторону до сих пор не раздалось ничего, похожего на звук падающего тела, и всем этого было достаточно.
— Торчим тут, как дураки, — продолжила Вильма ворчать себе под нос, — Будто у нас работы нет. Нам сейчас надо к криостазу готовиться, заготовки делать, а мы сидим верхом на контрабандном вине и ждем, пока нам разрешат вынести его в космос. Да мы самые настоящие герои анекдота!
Воздух
— Орел! — радостно воскликнул Эмиль, поймав монетку.
— Что ты загадывал?
— Как скоро нас отсюда выпустят.
— И что обозначает орел?
— Двадцать минут.
— А решка?
— Никогда.
— М-да, — промычал Радэк, — Как тебя взяли на такую работу, ума не приложу.
— Вы чувствуете? — наполнила Ирма легкие, — Будто бы тут стало душно.
— Только не начинай… — махнул на нее рукой Радэк, — Все технические помещения сообщаются с вентиляционными каналами, так что мы тут не задохнемся.
— Если только Октавия не поджарила Ленара и не решила избавиться от лишних свидетелей.
— Ну, в таком случае, — равнодушно хрустнула уставшая шея, — надеюсь, ему было больно.
Никто не верил в способности серебряной монеты Эмиля прогнозировать будущее, но вопреки пессимистичным ожиданиям прогноз начал сбываться, когда дверь, отделявшая пленников от свободы, наконец открылась, и на пороге предстала Октавия, все еще держащая в руке шокер, но уже с более поникшим видом. Ее плечи были расслаблены и опущены, движения ленивыми, лицо красным, а веки припухшими. Похоже, талант Ленара доводить людей до слез уже в который раз оправдал себя на сто процентов. Вильма вскочила с ящика вина, приготовившись к любому развитию событий, но Октавия не шелохнулась. Она лишь окинула взглядом все помещение, в последний раз посмотрела на дыру в палубе, и вполголоса выпустила из себя:
— Поставьте решетку на место, когда закончите.
Развернувшись, она исчезла из дверного проема, и из коридора послышался звук удаляющихся шагов. Экипаж Ноль-Девять хором выдохнули и обменялись взглядами, отходя от впечатлений. Прежде чем они успели сообразить, что делать дальше, на пороге, сверкнув раненым коленом и приподнятым настроением, появился упоенный своей маленькой победой Ленар и подсказал:
— Слышали, что сказала дама? За работу, и поставьте потом решетку на место.
— А ты ничего не хочешь сказать? — сердито уперла Вильма руки в бока.
— Ах, да, — ее капитан одобрительно оттопырил большой палец и произнес заслуженную похвалу, — Ты молодец, Вильма. Ни одной бутылки не тронула, пока меня не было…
22. Я не сойду с ума
Согласно принципу эволюции Дарвина обезьяна превратилась в человека благодаря естественному отбору, однако этот принцип был в очередной раз поставлен под сомнение, когда человечество изобрело двигатель Алькубьерре и открыло себе путь к другим звездам.
Сам по себе двигатель был лишь инструментом, истинным же спасением для постепенно деградирующего и вырождающегося человечества послужила великая цель. Цель была по-настоящему велика, и смело можно сказать, что она была в той же степени непостижима, сколь и проста: освоить все.
Вместе с двигателем Алькубьерре человечество получило
Другими словами, обезьяну в человека превратил труд, а какой-то там естественный отбор лишь немного уменьшил волосяной покров и увеличил массу мозга.
У Ирмы было много работы, часть из которой была воистину изнуряющей. Находясь на пределе своих сил, она проклинала все на свете и безмолвно скулила о скорейшем конце смены и встрече со спальной полкой, но когда смена, наконец-то, заканчивалась, Ирма погружалась в сон с упоительной мыслью, что день прошел не зря. Засыпала она быстро, спала крепко, а просыпалась с чувством легкости и новыми силами. Хороший сон — еще одна отличительная черта рабочего человека. В молодом возрасте лишь бездельники мучаются от бессонницы до середины ночи, а затем с неохотой поднимаются в середине следующего дня и оправдывают свое состояние абстрактным диагнозом «я же сова».
Оставшуюся часть дня после благополучного избавления от контрабандного вина она провела на бегу, помогая своему экипажу погрузиться в криостаз, попутно делая заготовки, записывая инструкции Эмиля и проводя последние проверки работоспособности корабля.
— Соберешь урожай, сделаешь заготовки и сразу в криостат, — тоном строгой матери проговорила Вильма из своего криостата прямо перед заморозкой, — По-хорошему бодрствовать в одиночку вообще не положено.
— Не волнуйся, я не сойду с ума, — пообещала Ирма и закрыла Вильму в ледяном гробу.
Бодрствовать в одиночку было не просто не положено, а запрещено уставом без серьезной необходимости, поэтому Ленар не стал даже пытаться что-либо объяснять капитану Ковальски, а просто без каких либо зазрений совести соврал ему по внешней связи:
— Михал, у нас на Ноль-Девять все в порядке, все системы работают в штатном режиме, мой экипаж уже в криостазе, и я тоже укладываюсь. Это последнее сообщение.
— Хорошо, — без задней мысли поверил ему Ковальски, — Свяжемся через полгода. Конец связи.
Перед тем, как лечь в холодильник, Ленар прилепил на переборку очередной лист горючей бумаги, на котором написал подробные инструкции, что делать, если случится что-то плохое, и ей потребуется досрочно разбудить кого-то из экипажа. Она и сама прекрасно знала, как производить экстренное прерывание криостаза, но Ленар слишком долго с ней работал, чтобы полностью положиться на ее самостоятельность. Ложась в капсулу, он начал настаивать на том, чтобы она постоянно носила при себе две ампулы с местным анестетиком.