Сладкий дикий рай
Шрифт:
А он приблизился к камину – асе так же медленно и неслышно – и погасил последнюю свечу.
Еще не до конца прогорели дрова, разожженные в этот сырой, дождливый день расторопными слугами, – отблески пламени по-прежнему играли на его обнаженной груди. Вот Джейми задумчиво почесал затылок, и в Джесси вспыхнула надежда, что про нее забыли.
Но это было не так. Здесь же, возле камина, Джейми снял панталоны и чулки и направился к кровати, двигаясь все так же ловко и неслышно.
Мысли Джесси бешено метались в поисках выхода. Как отсрочить ужасный миг, достучаться до его жалости, если он вообще на нее способен? Опустив глаза она увидела
Лицо Джейми оставалось серьезным. Сейчас ему было не до шуток. Упершись руками в бока, он холодно посмотрел на свою жертву.
– Снимай рубашку.
Джесси сжалась в перину. Она ненавидела этот уверенный хозяйский тон и поклялась, что не уступит без борьбы.
– Если в вас есть хоть капля сострадания, милорд, вы догадались бы, что не стоит торопить события.
– Что?
– Может быть, со временем…
– Миледи, я велел снять рубашку. Сейчас же.
– Роберт Максвелл никогда не был бы столь жестоким! Он дал бы своей жене время достаточно узнать себя!
– Мадам, вы и так знаете меня, и знаете преотлично! Стало быть, тебе хватает ума по-прежнему сохнуть по Роберту Максвеллу. Ну так слушай, Джесси, и заруби себе на носу! Я не Роберт Максвелл, и не далее как этой ночью тебе предстоит убедиться в этом! – Он бросал слова ей в лицо, на бронзовой шее неистово пульсировала жилка.
Джесси подумала, что хоть и видела его прежде в минуты гнева, такая вот ярость может привести к ужасным последствиям. От страха она выпалила первое, что пришло в голову:
– У вас манеры дикого вепря!
Однако презрение, которое Джесси вложила в свои слова, не проняло этого толстокожего типа. Как ни в чем не бывало он оперся руками на подушку по обе стороны от ее головы и холодно отчеканил:
– Зато у тебя, моя милая, нрав и манеры заправской шлюхи!
Джесси удалось залепить ему пощечину, и на бронзовой коже ярко заалел след от ее руки. Грозно сжав губы, Джейми мигом выхватил ее из кровати и поставил на ноги. Джесси и охнуть не успела, как ее новая ночная рубашка треснула и разорвалась пополам. Чертыхаясь, Джесси осталась стоять совершенно голая. Камерон схватил ее в охапку и понес назад на кровать, прожигая грозным взором иссиня-черных глаз.
– Ах ты, негодяй! – вопила она. – Вот оно каково, ваше хваленое дворянство! Вот как ведет себя чистокровный лорд!
– Да, Джесси, ты удачно корчишь из себя даму, даже очень удачно. Вот только сейчас все эти ужимки выглядят по меньшей мере глупо. И хотя твоя игра может позабавить кого угодно, я обещаю: мы не будем развлекаться ею на этой постели! – И он бросил жену на перину. Простыни давно валялись на полу, и под рукой не оказалось ничего, что бы помогло бы защититься от пронизывающего, обжигающего взгляда. Она не могла ничем прикрыться. Несчастная, униженная, Джесси оцепенела под его взором.
– Неужели тебе совершенно недоступна жалость? – вопрошала она. – Неужели ты забыл, что я… что я…
– Что ты все еще девственна, моя милая? Должен признаться, что это чрезвычайно странная разновидность девственности, но я про нее не забыл.
– Мы могли бы обождать…
– Предпочтительно до моего отплытия? Увы, но этому не бывать, дорогая. Я и так ничего не выгадал от нашей сделки. Ни денег, ни поместий, ни титула. Единственное твое приданое лежит здесь, на этом невозделанном поле передо мной, и коль скоро это все, я желаю получить его немедленно. Полноте, милая. Ты же прирожденная актриса. Вот и разыграй покорную, любящую жену. Прими своего лорда в объятия.
– Ах ты, образина!
Джесси поклялась, что не заплачет. А потом Камерон улегся поверх Джесси одним быстрым, грациозным движением, снова напомнив огромного хищного кота. На нее навалилось его тяжелое, большое тело, сжали в объятиях сильные горячие руки. Она молча боролась, вцепившись в неумолимо мое кольцо, стараясь высвободить ноги из-под державшего их на месте слегка согнутого бедра. Но ей не удалось сдвинуть его – напротив, она только отчетливее ощутила прикосновение чужой обнаженной плоти, ее груди напряглись, тесно прижатые к его широкой груди, а в пах уперлось переполненное кровью мужское копье. Джесси беспомощно застыла. Ей показалось, что сейчас он пронзит ее. Темные глаза на миг задержались на ее лице, и Джейми приник к ее губам, придерживая рукой так, чтобы Джесси не смогла отвернуться.
Ей не было больно или неприятно. Его губы двигались мягко, неспешно, они как бы уговаривали Джесси приоткрыть рот, впустить его язык. На нее накатила удивительная истома. Тот самый жар, который она всегда ощущала рядом с Джейми, обволакивал ее щекочущим, возбуждающим покровом. Он исходил из ласкавшего ей рот сильного языка, о» буквально переполнял все его нагое, прижатое к ней тело. Его источало пульсировавшее от толчков крови мужское копье, и в такт этим толчкам все неистовее двигался его язык взад-вперед, с каждым рывком пробираясь все глубже, пока у Джесси не захватило дух. Джейми больше не придерживал ее голову. Он высвободил руку, чтобы слегка сжать налитую грудь, ласково теребя чуткий розовый бутон на ее вершине. Джесси содрогнулась – разбуженное нм острое ощущение пронзило ее. Оно было подобно удару молнии – палящее и неотвратимое…
И Джесси стало страшно: этот жар, эта истома грозили окончательно поглотить ее. И если такое случится, она окажется совершенно беззащитна перед этим человеком, А ведь он не любит ее, он издевается над ней, обзывает шлюхой! И она не позволит ему овладеть своей душой. Он ничего не получит. Ничего.
Кое-как высвободив губы, она хрипло дышала. Снова над ней нависло мрачное, беспощадное лицо мужа.
– Пожалуйста! – прохрипела Джесси. – Делай что хочешь, только… только разве обязательно при этом целоваться?!
И тут она снова охнула от испуга: в мгновение ока он раздвинул ей ноги и улегся между ними, бормоча:
– Что ж, будь по-вашему, миледи. Но я все равно овладею вами в эту ночь, хотите вы того или нет!
Его руки скользнули к Джесси на бедра. Он приподнял ее ноги, и в горле у нее застрял сдавленный крик: уверенные пальцы проникли в самое потаенное место. Все это время Джейми не спускал с нее горящих глаз. Ей было ясно, что достаточно одной просьбы, одного-единственного ласкового слова, и его бешеный натиск прекратится и Джейми овладеет его бережно и осторожно. Но слова мольбы не шли с языка, Джесси не могла себе позволить ни ласкового шепота, ни нежных признаний. Ничего. И она не станет молить о пощаде. Упрямо сжав зубы, крепко зажмурившись, она старалась не дрожать от столь бесстыдной, откровенной близости, предназначенной для удовлетворения ненасытной похоти этого типа. Нет, ни за что в жизни она не унизится и не попросит его о снисхождении.