Сладкий грех. Разрушение
Шрифт:
— А я что? Я не против.
— Слэйн. Ты обожаешь всё это дерьмо. Ты жестокий ублюдок, и я знаю, как ты защищаешь семью от слухов, но оставь её в покое.
— Хм, дай подумать, — хмурюсь несколько минут, а потом улыбаюсь. — Нет. Не волнуйся, кузен, ты тоже не останешься в стороне. Обещаю тебе, что наша милая и невинная Энрика познакомится со всеми нами. Она будет в восторге.
Я выхожу из спальни и иду в кабинет Доналла. Он уже один. На его лице написано, как он напуган.
— Слэйн? У тебя что, нет других дел, кроме как маячить
— Это дело всей моей жизни. Хочу с почестями сопроводить тебя в могилу, — хмыкаю я. — Проблемы?
— Это тебя не касается.
Правда? Посмотрим, как он запоёт, когда я снова прикрою его зад.
— Знаешь, почему я лучше тебя? — спрашивая, подхожу к бару и наливаю в бокал виски. Протягиваю бокал Доналлу. Он, прищурившись, следит за мной.
— Потому что ты отказался от нас и свалил к моему ублюдку отцу?
— Дед, по крайней мере, был с яйцами и никогда не оставлял дерьмо. А вот ты никогда не мог быть достойным представителем нашего рода. Ты не понимаешь, что убийства — это не то, чем нужно гордиться. Ты не умеешь быть злодеем.
— Неси всю эту ерунду своим шлюхам и Кавану. Они обожают тебя слушать. И я советую тебе лечь в клинику. Ты псих, — цокает Доналл, делая глоток.
— Насрать, каким ты меня видишь. Но сам факт, что именно мне удаётся держать всё в тайне, не делает тебя умнее. Это делает тебя ещё более никчёмным. Что ты решил сделать с Энрикой?
В глазах отца появляется удивление, а потом страх.
— Не спрашивай, откуда я знаю. Я знаю. Ты убил её отца и бла-бла-бла. Я сотню раз говорил тебе, что убийства это не выход. Убийства всегда оставляют после себя улики или свидетелей, что тянет за собой череду из крови, дерьма и обвинений. Это всё подставляет под удар нашу семью. Тебе следовало больше слушать деда, как это делал я. Поэтому я займусь Энрикой.
— Нет! — слишком эмоционально реагирует Доналл. Меня это удивляет. Обычно ему плевать, если я берусь за дело.
— У тебя нет выбора. Что ты придумал? Убить её? Взять и выстрелить? Нет. Это ведь так скучно. Поверь мне, нужно учить людей. И я преподам ей урок о том, что не следует ворошить прошлое, а особенно — трогать нас. Кто устоит перед злодеем в моём лице, если он превратится в принца?
— Ты больной, Слэйн. Видимо, тебя при рождении головой вниз уронили. Но я уверен, ты не станешь лезть в это.
— Это ты сейчас заткнёшься и будешь следовать моим правилам. Я глава семьи. И я решаю, кому умереть, а кому жить. И если ты не будешь моей послушной дворняжкой, как мы и договаривались, то мне придётся рассказать матери о твоих маленьких шалостях. Помимо этого, я сдам тебя ещё кое-кому. Ты как хочешь умереть, папочка?
— Ублюдок, — качает головой он. Знаю. Я такой.
— Я делаю на благо семьи то, что ты сделать не смог. Поэтому не лезь.
— Ты не понимаешь всю серьёзность ситуации. Энрика…
— Будет раздавлена. Я тебе это обещаю, — бросаю и, разворачиваясь, выхожу из кабинета.
Итак, у нас новая жертва.
Следующим утром у меня на столе уже лежит папка с досье Энрики. Я открываю её и вижу фотографию.
— Ну, здравствуй, Энрика. Добро пожаловать в мою сказку, — шепчу, проводя пальцами по фотографии девушки с копной тёмно-каштановых волос. Она с улыбкой смотрит в камеру, обнимая старика, сидящего в инвалидном кресле, её карие глаза сверкают от счастья.
— Нас ждёт увлекательное время, Энрика. Я твой маньяк, а ты моя жертва. Убегай, дорогая, прячься от меня, но я всё равно тебя поймаю. — Предвкушение удовольствия от очередной победы растекается по моим венам сладкой пыткой. Я уже знаю, что сделаю с ней. Знаю, в какой позе буду её трахать. Знаю, как она будет смотреть на меня. Знаю, как будут ощущаться её пухлые губы на моей шее. Я уже даже слышу её быстрое дыхание и вижу, как расширяются её зрачки при нашей первой встрече. Я интуитивно чувствую аромат крови, похоти и охоты. Я начищу своё «оружие». Главное, чтобы оно идеально поместилось в её «стойле».
Энрика
Ноги дрожат от усталости. Я бросаю тряпку в ведро и вытираю со лба пот. После ночной смены в баре мыть полы — то ещё удовольствие, но я должна делать вид, что со мной всё в порядке.
Раздаётся трель стационарного телефона, и я подскакиваю на ноги.
— Дедуль, я подойду. Отдыхай! — кричу и несусь в коридор.
Дедушке с каждым днём всё хуже и хуже. Он перенёс инсульт, и мы с ним заново учились ходить. Нам нужно так много, но денег не хватает, поэтому я взяла ещё одну смену в баре. Он думает, что я сплю, а в дневное время учусь и только потом подрабатываю в кафе. Но я вру ему. У меня нет выбора. Я нигде не учусь и не собираюсь. Для меня главное, чтобы он встал на ноги.
— Да, — запыхавшись, отвечаю я. Ненавижу лето в Техасе. Оно душное, жаркое и сухое. Я хочу в прохладу. Люблю прохладу, наверное, потому что я ирландка, но вынуждена прятаться.
— Энрика Кэйли Иде?
У меня всё холодеет внутри.
— Простите, вы ошиблись номером, — отрезаю я и бросаю трубку.
Чёрт. Чёрт. Чёрт.
Я в бегах. То есть моя семья в бегах. Нас спрятали от одного мудака, который убил моего отца и грозился убить всю семью. Вот только от моей семьи уже практически ничего не осталось.
Страх пробирает меня от этого звонка. Как они узнали о том, что я живу здесь? Я уже много лет имею другие документы, история моей жизни изменена. Нет ни одной существенной зацепки, которая помогла бы найти меня.
— Энрика, кто звонил? — Дедушка, кряхтя, уменьшает громкость телевизора. Когда я смотрю на него, то у меня сердце обливается кровью. Половина лица деда не двигается. Он стыдится этого и первое время даже не выходил из дома, но его друзья сами пришли к нему. Инсульт случился три месяца назад, и я до сих пор боюсь потерять дедушку.