Сладкий перец, горький мед

Туринская Татьяна

— Позаботься, чтобы не было детей. Я этого больше не потерплю.

Тане он больше не звонил, не показывался на глаза в институте. Но он не забыл ее. Больше того, он был полностью в курсе событий. Источником известий о любимой стала… Ада Петровна, несостоявшаяся теща. Володя часто звонил ей на работу, подолгу беседовал. В основном, конечно же, о Тане, иногда о Сереге. Ну и, естественно, о материальных трудностях, свалившихся на семью Голиков. По мере необходимости подбрасывал ей деньжат с жестким условием, чтобы об этом не догадались ни Татьяна, ни Сергей. Ада Петровна от денег, естественно, не отказывалась, благодарила Дрибницу, не забывая в разговоре упомянуть, что Татьяна, мол, бестолковая девчонка, сама во всем виновата, не разглядела такого джигита. От назойливого аханья-оханья

по поводу его персоны Дрибница отмахивался с видом невинно оскорбленного, дескать, что поделаешь, молодая, неопытная, но мы-то с вами знаем цену жизни, нам все и исправлять. На что Ада Петровна заговорщицки кивала и в подробностях докладывала благодетелю, кто звонил Татьяне, с кем она ходит в кино да на дискотеки, как обстоят ее дела в учебе. Дрибнице было интересно все о любимой, но, конечно, более всего его интересовало наличие у нее постоянного кавалера. По всему выходило, что сильного соперника у Дрибницы пока нет, а значит, не стоит пока идти к будущей супруге на поклон. Вот пусть посидит в одиночестве, помается, подумает хорошенько над тем, чего натворила. И, когда Дрибница, наконец, соизволит благосклонно предложить ей руку и сердце, сразу кинется ему на шею. А то, ох уж эти ему женские штучки!

Настораживал, правда, некий таинственный посетитель, которого Ада Петровна видела всего пару раз и о котором Таня наотрез отказалась с ней разговаривать. Ну да два раза — это так, мелочи. К тому же, было бы там что-то серьезное, она наверняка доложила бы об этом матери. А раз так, стало быть, угрозы незнакомец не представляет.

Теперь Люба проклинала свое замужество. Ну где, где она на сей раз ошиблась? Ведь и скромницу из себя строила, и замуж за богатенького вышла, ну почему же все опять пошло наперекосяк?

"Вовка гад, гад, ненавижу!" Бесилась, искала ошибку и не находила. Тогда Люба искала выхода, и тоже не находила. Вроде все делала правильно, а получилось даже не как всегда, а еще хуже. Муж ведь ее за человека не считает. А почему? С чего все началось? С того, что пыталась усладить любимого. И заметьте, не просто любимого, а мужа, самого что ни на есть законного супруга! Всего-то на всего пыталась заняться с ним сексом. И за это он ее теперь ненавидит и презирает так, как, пожалуй, в родном селе не ненавидели, имея на то полное основание. За что, почему?

Не так уж плохо все было, пока она не забеременела. Сначала она думала, что скорое появление на свет наследника обрадует Дрибницу, он смягчиться и простит Любу, уж не знамо за что. Но нет же, он, казалось, обозлился на нее еще больше!

Пока живот был не слишком велик, Люба продолжала "работать". Лично ей беременность не мешала, да судя по всему, некоторым мужичкам тоже, однако на шестом месяце Елисеев "мягко" намекнул ей, что пора бы уж ей в декретный отпуск отправляться. Пока работала, с деньгами особых проблем не возникало: Дрибница оплачивал расходы на жилье и питание, а уж свой заработок Люба тратила так, как считала необходимым. В итоге выходило не так уж плохо. Нынче же, лишившись заработка, Люба оказалась на мели. Елисеев, хоть и неплохой мужик, но оплачивать ее декрет не посчитал необходимым. Дрибница же оставлял ровно столько, чтобы худо-бедно прожить до следующей подачки. Голодать они с сыном, конечно, не голодали, но во многом приходилось себе отказывать. Вещи, например, Любе приходилось донашивать старые. Она после родов немного поправилась и теперь одежда на ней чуть не лопалась по швам, врезаясь в кожные складки. Но так называемый муж ничего не хотел видеть и слышать.

Кроме того, теперь Люба была лишена не только заработка, но и удовольствия. Попыталась было сунуться к Елисееву с просьбой о былом месте, да тот, окинув взглядом, даже засмеялся: "Да ты что, ты ж у меня всех клиентов распугаешь! Ты в зеркало-то давно смотрелась?" Обидно было Любе, больно, но, как ни крути, а прав Елисеев — кому она такая нужна, расплывшаяся, обабившаяся, враз ставшая похожей на мать, стопроцентно сельскую базарную бабу…

И сидела Люба без денег да без удовольствия. От мальца радости немного — с ним,

в основном, Валентина, домохозяйка, занимается. Ей он улыбается, ей агукает, а на Любу никак не реагирует. Вот еще один мужичок растет! За что они ее так, почему ей от мужиков одни слезы?! А тело-то молодое, двадцать девятый год всего — самый сок, самый женский расцвет. А из мужиков — один Дрибница захаживает. Да какой с него мужик? Так, одно название. Только в аппетит ее вгонит, а сам уж штаны застегивает. Да ведь и то, подлец, так редко приходит! Ну что, что ей делать?

Худеть, срочно худеть. Но ведь разве одним похуданием она приведет себя в норму? Ну, допустим, похудеет она. В принципе, это не проблема. Ведь схуднула же она после первых родов, даже не прилагая к этому особых усилий. Но, чтобы хорошо выглядеть, нужны хорошие кремы — она ведь, увы, уже давно не семнадцатилетняя девочка, кожа уставшая, блеклая, под глазами наметились морщинки. Нужна и одежда красивая, дорогая, обувь… Да много чего надо. Где на все эти "надо" взять денег?

***

Времена настали смутные, времена настали мрачные. Страна медленно, но верно погружалась в пучину полной безнадежности, страшного безвременья. Заводы и фабрики закрывались друг за дружкой. Вернее, они, как бы, и не закрывались, но в то же время и не работали. Людей массово, не испрашивая их согласия, отправляли в бессрочные неоплачиваемые отпуска. Администрациям предприятий такой "отдых" трудящихся был крайне на руку — мол, народ отдыхает, а мы никому ничего не должны. Работникам же выходило как нельзя хуже — ни безработный, ни работающий, а посему не положено ни зарплаты, ни выходного пособия, ни пособия по безработице. Выживайте, как хотите.

И народ выживал. Дружными рядами "отпускники" ринулись в частные предприниматели, а проще говоря — в уличные торговцы. Базары были переполнены, забиты мешочниками-челноками. И постепенно торговля с рынков стала расползаться на улицы города. Ларьки вырастали, как сорная трава, торговали и в подземных переходах, и прямо с тротуаров вдоль дорог. В это же время, по странной и нелепой логике, многочисленные магазины пустовали — невесть откуда свалившаяся арендная плата заставляла устанавливать на те же товары непомерно высокие цены, отчего покупатели стали обходить некогда любимые заведения десятой дорогой.

Луиза, уходившая в декретный отпуск как раз из крупного промтоварного магазина, возвращаться в него не стала. Зачем работать на кого-то и получать копейки, если можно работать на саму себя и ни с кем не делиться? Заняв необходимую сумму, занялась все тем же челночным бизнесом. Неприятности начались сразу же — для того, чтобы получить загранпаспорт, пришлось потратить немало нервов, времени и… денег. Пока занималась формальностями, занятая сумма таяла на глазах. Деньги проедались, раздавались в виде мелких взяток многочисленным инстанциям на пути к вожделенной визе, обесценивались на глазах. К моменту, когда можно было, наконец, выезжать в Китай за товаром, денег практически не осталось. Пришлось занимать вторично. И первый, и второй заем — под дикие проценты. Но Луиза особо не переживала — скрупулезные подсчеты показывали, что первая же ходка позволит рассчитаться с долгами, да и себя окупит. А потому поехала она спокойно, набрала партию дешевых "пуховиков", кроссовок да детских трикотажных маечек и пижамок.

Однако не так просто оказалось продать товар и получить из него прибыль. Во-первых, не было покою от рекетиров — поборы на каждом шагу, и попробуй не дай, как бы вообще без товара не остаться! Во-вторых, конкуренция. Ведь у соседей по прилавку — тот же ассортимент, в том же Китае купленный. И цена немножечко ниже… В-третьих, налоги. Хочешь — каждый месяц патент покупай, хочешь — бери единый на год. Но как ни крути, а с государством опять делиться приходится. В-четвертых, и самое, пожалуй, основное, покупательская способность народа со сверхзвуковой скоростью приближалась к нулю. В итоге, выручки за поездку Луизе едва хватило на оплату первого долга с процентами. На второй не хватило. А надо было снова где-то брать деньги на поездку. Пришлось опять занимать…