Сладкий соблазн
Шрифт:
«Забавно, – подумала Молли, – как быстро человек обрастает привычками». Она перемыла посуду, затем убрала постели. А так как день выдался солнечным, затеяла стирку. Машина работала с перебоями, вероятно, в ней было полно песка, но Молли необходимо было что-то делать, чтобы отвлечься от раздумий.
Она съела яичницу-болтунью из двух яиц, выпила свежевыжатый апельсиновый сок и крепкий колумбийский кофе, сваренный Рейфом, и подумала: «Мы в последний раз завтракаем вместе. Сегодня Стю и Анна-Мария вернутся, а Рейф отправится во Флориду».
– Я еду в магазин.
Даже звук его голоса выбивал ее из колеи.
– Нет, поезжай один. Мне нужно повесить белье.
Вчера они все обсудили и решили доесть остатки из холодильника и загрузить его полуфабрикатами. С рукой в гипсе Стю совершенно беспомощен, а Анна-Мария никогда не любила готовить.
Через окно Молли видела, как Рейф уезжает. Она пыталась убедить себя, что у нее аллергия на морскую соль, но ее горло сжалось, а глаза наполнились слезами вовсе не из-за соленого воздуха. Может, это и не любовь (умудрилась ведь она однажды ошибиться), но это чувство причиняет страшную боль и его обязательно нужно преодолеть. Не собирается же она до конца жизни лить слезы из-за мужчины, который в свой Флориде угощает красоток в бикини ирландским кофе и запеканкой из сладкого картофеля.
– Ерунда, – буркнула Молли.
Она развесила белье, две рубашки Рейфа, брюки и две пары шортов и с каким-то извращенным удовольствием подумала: «Он не сможет сложить вещи и уехать, пока его одежда не высохнет».
Взглянув на солнце, почувствовав дуновение юго-западного ветерка, Молли упала духом. Может, уехать раньше него? Надеть черную юбку и пуловер. Конечно, будет слишком жарко, но зато это ее самый эффектный наряд. Можно еще набросить шарф на плечи, чтобы он развевался на ветру, когда она будет уходить. Не оглядываясь, оставив за собой лишь слабый аромат духов «Je Reviens». Продавец говорил, что по-французски это означает: «Я вернусь». Не слишком ли слабый намек? Или все-таки слишком? Может, Рейф и внимания не обратит?
«Уходи и не оглядывайся». Молли слышала это шаблонное выражение всю свою жизнь и понятия не имела, откуда оно взялось, но неожиданно оно показалось ей не таким уж мелодраматичным.
– Я взял полуфабрикаты и замороженный пирог с тыквой, – объявил Рейф, разбирая покупки. Молли снимала во дворе высохшие простыни, а затем пощупала свои джинсы, которые, наверное, не высохнут никогда. Заодно она проверила и шорты Рейфа: они оказались почти сухими, кроме резинки.
Рейф протянул ей пластиковый пакет.
– Это подарок на память, – сказал он с усмешкой, явно предназначенной для того, чтобы разбивать женские сердца.
Он достал из пакета ярко-оранжевый пластиковый плащ и такую же шляпу.
– А коричневый выброси.
Молли не знала, плакать ей или смеяться.
– Именно это я и собиралась сделать. Он все равно пропускает воду. – Прижав к груди пластиковый дождевик, она подумала о том, что подарить взамен. Что-то, что напоминало бы о ней, когда Рейф вернется во Флориду.
– Как ты думаешь, в этом можно везти животных? – Он вытащил
– Ты хочешь забрать попугаев?
Рейф нахмурился, и Молли подумала: «Мне приятнее видеть его недовольную гримасу, чем улыбку любого другого мужчины».
– Щенков. Я подумал, что двоих мог бы взять. Если я этого не сделаю, то Стю захочет забрать весь выводок. Он с детства обожает животных.
– Что ж, зато теперь мы знаем, что у них общего, – заключила Молли. – Анна-Мария тащила домой каждую бродячую зверюгу. Я тебе не рассказывала, как кто-то отдал ей умирающего пони? Маме чуть дурно не стало, но Анна-Мария была уверена, что сумеет вылечить бедняжку и научиться ездить верхом. Она мечтала стать ковбоем.
– Боюсь и спрашивать, что было дальше. – Рейф бросил коробку на крыльцо и взял в каждую руку по пакету с продуктами.
Молли перебросила через плечо пахнущие свежестью простыни и забрала последнюю сумку.
– Я его похоронила. Можешь мне поверить, не так-то просто вырыть могилу для пони в нашей части Западной Вирджинии. Анна-Мария сколотила деревянный крест и собиралась выкопать мамин розовый куст, чтобы посадить на могилку, но я всучила ей три пакетика с семенами. Ты не знаешь, щенки еще сосут мать?
– Разве? Карли не говорила. Думаю, мне удастся вернуться через пару недель, когда они будут готовы к перелету.
Ну, конечно. Как только она уедет, он сможет вернуться в любое время и остаться на любой срок. У Молли не было никаких причин чувствовать себя неудачницей, но она ничего не могла с собой поделать.
– А тебе можно держать животных?
– Конечно, можно, – ответил Рейф, и его взгляд вновь наполнился нежностью и весельем, от которых ярость Молли таяла, как дым. Она переспала с этим мужчиной. Она на девяносто девять процентов уверена, что любит его. Ну и что? Как сказала бы Карли, забей!
– Вот именно. Ты же вроде хозяин гостиницы или чего-то в этом роде?
– Пока что одну из них только «чем-то» и назовешь, но «Коралловое дерево» полностью отремонтирована и готова к употреблению.
– К продаже, ты хочешь сказать. Вот чем ты занимаешься? Гостиницы продаешь?
– Покупаю их, восстанавливаю или разрушаю и строю на их месте новое здание, затем продаю, и все начинается заново. Очень интересный бизнес.
– Наверное, – сказала Молли, пытаясь не выдать собственных чувств. Своей обиды.
Нет, не обиды, черт побери, а горя!
Нагруженная бельем и продуктами, она остановилась в дверях.
– Сам все сложи в холодильник. А мне надо перестелить постели и собрать вещи. – Для романтического прощания ее слова не годились, но это было лучшее, что она сумела придумать. Некоторые женщины не способны играть главную роль в жизни мужчины.
Пока Молли перестилала постели и наводила порядок в комнате, заново укладывая стопки книг, бумаги, кассеты и оборудование для звукозаписи на раскладушку, которой пользовался Рейф, Стю позвонил из бухты Орегон и сообщил, что они подъедут во второй половине дня.