Сладкое вино любви

Делински Барбара

– А ваш брат тоже записался добровольцем?

– Да, еще до нападения на Перл-Харбор. Он был в армии с самого начала войны. – Глаза Натали стали печальными, и Оливия все поняла.

– Он погиб? – спросила она, хотя знала ответ.

Натали поднялась с кресла и подошла к окну. Оттуда открывался вид на виноградник и океан. Еще один пасмурный гуманный день в Асконсете. Под угрозой не только будущий урожай, но и праздник, посвященный Дню независимости.

Отойдя от окна, Натали оперлась о спинку кресла, в

котором только что сидела, и тихо проговорила:

– Перл-Харбор был первым. Узнав о бомбежках, мы ужаснулись, но и успокоились немного. Брэд служил на Мидуэе. – Оливия попыталась припомнить что-нибудь из военной истории, но Натали опередила ее: – Пока мы слушали про Перл-Хлрбор, японцы нанесли бомбовые удары и по другим базам.

– И Мидуэй был в их числе?

– Да. Страшную весть сообщили нам только через несколько дней. Внезапное нападение внесло хаос и сумятицу в ряды военных. В первую очередь оказывали помощь раненым. Мертвым уже ничем нельзя было помочь.

Оливия с трудом могла себе представить ужас тех дней, Она была еще ребенком, когда шла война во Вьетнаме. Никто из ее знакомых и друзей там не служил. И, сочиняя истории про воображаемых отца и братьев – морских офицеров, она и в мыслях не допускала, что они могут погибнуть.

Но у нее есть дочь. Если, не дай Бог, случится война, Тесс могут забрать в армию – ведь у женщин теперь равные права с мужчинами. Да Оливия с ума бы сошла от тревоги!

– Ваши родители, наверное, очень горевали.

– Горевали, – сказала Натали. – Брэд ушел из дома за несколько лет до войны. Каждый год он приезжал в Асконсет на несколько недель, но мой отец продолжал надеяться, что он вернется насовсем. Эти надежды рухнули. – Натали тяжело вздохнула. – Карл же не мог не пойти в армию – и не только из патриотических побуждений. Он должен был отомстить за Брэда.

– Патриотизм, – повторила Оливия. Ей вспомнился фильм «Музыкант», где Роберт Престон и музыканты его оркестра одеты в парадные военные мундиры, но боль в глазах Натали оказалась сильнее. Война не парад. Потеря близких, смерть – в этом нет ничего романтичного.

Натали грустно улыбнулась:

– Патриотизм ваше поколение тоже понимает по-другому.

– Я понимаю вас, – возразила Оливия.

– Нет. Когда я говорю «патриотизм», вы думаете о Джордже Скотте в роли генерала Паттона или о Мэри Лу Реттон олимпийской чемпионке. Для вас патриотизм – это шоу. Для нас – образ жизни. Когда мы вешаем на доме американский флаг, мы гордимся тем, что мы американцы. Вот и завтра, четвертого июля, мы будем праздновать День независимости. Наша страна завоевала свободу, но вы воспринимаете ее как должное. А наше поколение, прошедшее через Депрессию, научилось ценить ее. Пусть у нас не было денег, но свобода была. И за нее мы сражались во время Второй мировой.

– И вы тоже?

– Нет,

я не служила в армии. Осталась в Асконсете. Но это не значит, что я ничего не делала. Каждый из нас трудился ради общей победы.

– И что делали вы? – спросила Оливия, представляя, как Натали работает на военном заводе, собирая бомбардировщики.

– Многое.

– А именно? Натали вздохнула:

– Служила в гражданской обороне наблюдателем. Поскольку мы жили на Восточном побережье, я думала, что первой встречу и небе «люфтваффе». К счастью, немецкие самолеты так и не появились.

– А что еще вы делали? – спросила Оливия. На этот раз она вообразила, как Натали скатывает бинты для Красного Креста и ухаживает за ранеными. Конечно, это не так впечатляюще, как работа на военном заводе, но зато более трогательно.

Натали выбрала одну из фотографий и показала Оливии. На снимке в поле трудились несколько человек.

– Асконсет превратился в настоящую овощную плантацию. Крупные хозяйства снабжали продуктами армию, мелкие же, вроде нашего, заполняли местный рынок.

– Здесь одни женщины.

– Больше никого и не осталось. Под руководством Джереми мы выполняли всю работу. Одна из женщин присматривала за детьми, а остальные трудились на полях.

Дети. Оливия вытащила из пачки другую фотографию – Натали с младенцем.

– Когда была сделана эта фотография?

– Незадолго до того, – ответила Натали, показывая на снимок женщин в поле. – Это мой сын Брэд. Он родился в сорок втором, ему дали это имя в честь моего брата. Сюзанна родилась в сорок четвертом, Грег – в шестидесятом.

– Брэд ни разу не звонил вам, – заметила Оливия.

– И не позвонит.

Оливия подумала, что Брэд-сын, как в свое время и Брэд-брат, отправился искать свое место в жизни, как вдруг Натали оглянулась на дверь и просияла.

– Вот так сюрприз! – воскликнула она, обнимая светловолосую молодую женщину, ровесницу Оливии. Блондинка в летних брюках и трикотажном топе была чуть выше Натали. Дутые золотые серьги, ожерелье и кольца с бриллиантами довершали ее наряд.

Натали окинула ее взглядом с головы до ног.

– Ты что-то бледна, невестка, но все такая же красавица. Как у вас, все в порядке?

Женщина смутилась. Натали нахмурилась:

– Что случилось?

– Да так, – ответила та с принужденной улыбкой, – ничего особенного. – И, понизив голос, добавила: – У нас с Грегом возникли кое-какие трудности. Я решила пока переехать к вам.

Натали секунду раздумывала над словами Джилл Сибринг, потом сказала:

– Правильно решила. Занимай свою комнату и оставайся здесь сколько захочешь. Сегодня вечером в яхт-клубе вечеринка, а завтра – обед у нас, в Асконсете. Можешь отдыхать или помогать нам в офисе. Но сначала познакомься с моей помощницей.