Слава
Шрифт:
Джон вышел как раз вовремя и успел увидеть, как его подопечный поворачивает за угол. Джон ускорил шаг и правильно сделал. Когда он достиг следующей улицы. Вив как раз переходил на другую, ведущую к границе гетто. Оставалось надеяться, что он направляется не очень далеко, потому что на слишком длинной или слишком короткой улице слежку пришлось бы прекратить.
Синяя кофта мелькнула еще пару раз, но потом, на длинной и широкой улице, он потерял Вива из виду. Там были прачечная, почта, контора букмекера и почти пятьдесят домов. Дикон пошел вперед – ему больше ничего не оставалось. Улицы казались пустыми, но это впечатление было обманчиво – остановиться и
Когда он проходил мимо букмекера, кто-то вышел из конторы, широко распахнув дверь и искоса посмотрев на чужака. Изнутри донесся шум от трансляции бегов, запах пота и курева ударил Дикону в ноздри. Вив стоял у проволочной сетки в окне кассира и делал ставку деньгами Дикона.
Глава 18
Флейта издавала короткие жалобные звуки. Рыцарь скакал по стене, чудом удерживаясь в седле, – казалось, что комната наклонилась, мешая ему свалиться с лошади; конь царственно изогнул шею и закусил удила. Под лепным потолком парила птица.
Он привел их сюда, маскируя под процессию из других теней или пряча в тени домов и деревьев. Он освободил их своей властью, в ярком свете солнца они стали более отчетливыми: флейтист ковылял на скрюченных ножках, кутаясь в шкуру. Птица беззвучно парила над головой. У коня со впалыми боками горели глаза.
Никто не видел, как тень человека привела эту процессию к дому. Женщина, которая тоже их не видела, сидела за маленьким складным столиком у стены и писала письмо. Прямо над ее головой, немного правее, шила-на-гиг раскрывала свое лоно, готовая исторгнуть неисчислимые богатства. Рог изобилия, символ урожая.
Раньше они не могли появляться, на улице. Они жили в комнате Элейн, точно близкие друзья, прикованные к источнику силы. Теперь, благодаря Кэйт Лоример, все стало по-другому. Ее смерть придала ему новую силу, и он поделился ею с другими. Даже Элейн теперь ходила под покровом темноты к дому, где жила Лаура Скотт. Он всегда знал, что наделен мощью. Другие тоже это чувствовали и подчинялись ему – это были слабые, больные людишки или те, кто надеялся получить от него силу. Он знал, как важно быть сильным, из поучений своего отца. Сила контролирует мир. «И Сын Человеческий, – слышал он голос отца, – внидет во славу свою».
Воспоминания потрясли, его охватила дрожь восторга. Он ощущал, как сокращаются мышцы поверх лопаток, чувствовал жар и томление в паху; над головой женщины пикировала и снова взлетала тень птицы.
Женщина достала из шкафа чистую одежду. Он наблюдал за ней и видел, как она облачилась в кимоно, потом села к столу и занялась написанием письма. Она только что приняла ванну – еще непросохшие волосы пахли душистым шампунем.
На магнитной полоске, укрепленной на деревянной подставке, висели шесть ножей. Он выбрал пятый, но не смог сразу снять его: в какой-то момент ему показалось, что широкое и тяжелое лезвие сопротивляется его усилию. С ножом в руке он вернулся к женщине. Уже с порога гостиной он увидел ее отражение в тусклом зеркале, оправленном в золоченую раму и укрепленном на дальней стене. Зеркало было довольно высоким, и мужчина видел ее всю – от босых ног до влажных волос. Она стояла у столика и перечитывала письмо. Флейта издавала высокое стаккато.
Она вложила письмо в конверт и заклеила его, потом слегка отодвинулась в сторону от зеркала. Чтобы не допустить этого, он положил руку ей на плечо, и она послушно замерла на месте; на ее лице появилось выражение человека, забывшего что-то очень важное.
То, что мне хотелось сделать...
Он развязал пояс ее кимоно, и оно распахнулось, обнажая плечи, руки, бедра. Он стащил кимоно с плеч и бросил к ее ногам. Она слегка повернула голову в его сторону, как человек внезапно оказавшийся в тумане и потерявший ориентацию. Ее рот приоткрылся, глаза прищурились, как у близоруких людей, когда они пытаются что-то разглядеть.
Мужчина посмотрел на их отражения в зеркале и увидел себя, показывающим женщине нож, а другой рукой сжимающим ей горло. Он разглядел все – легкую, дряблость грудей, выпуклость живота. На его вытянутой руке напряглись мускулы. Сила пульсировала в нем, как заряд, в паху ощущалась ноющая боль.
– Мой... – начала женщина, но он не дал ей закончить, закрыв губами ее рот и не отрывая глаз от зеркала. Ему пришлось слегка наклониться, чтобы видеть, как опускается нож в его руке – острием вверх.
Теперь их отражения почти слились воедино. Он оттянул назад голову женщины, отчего ее спина круто изогнулась.
Лезвие скрылось в ее волосах, когда он нанес первый удар. Она встала на цыпочки, как балерина в танце, натянутая будто струна. Женщина взглянула ему прямо в лицо.
– Мой...
Он пожинал ее, ее спелость, сокровища ее тела.
Тени танцевали на стене, пока жатва не кончилась.
Глава 19
На улице стало еще жарче. На западе и на севере страны, а также на восточном побережье прогноз обещал засуху. Официальными распоряжениями было запрещено использование садовых шлангов и закрыты мойки машин. Кое-где даже отключали воду в домах на несколько часов в день, а на углах появились водоразборные колонки. Домовладельцы бегали с ведрами, запасая воду в отведенные часы. Мороженое и содовая были нарасхват. В пабах кончилось пиво.
Фил Мэйхью принес шесть запотевших банок пива, упаковку «Перрье» и торжественно вручил все хозяину дома. Преодолев последние метры до квартиры Дикона, он выдохнул:
– Это уже не шутки.
Мэйхью открыл первую банку еще до того, как Дикон успел убрать остальные в холодильник. Когда он вернулся, Мэйхью уже устроился в кресле. Он сказал:
– Ты читал об этом, а может, видел новости по телевизору?
– Естественно, – ответил Дикон. – Пока ты не позвонил, я, по правде говоря, не был уверен...
– Если честно, я не удивлен.
– И никаких сомнений?
Мэйхью покачал головой.
– Хотел бы я, чтобы они были. Да и не я один. Д'Арбле теперь носится как угорелый. – Он сделал несколько глотков из своей банки. – Дьявольщина! Что, по-твоему, у нас происходит? Может, солнце становится сверхновой звездой?
Дикон вернул его к теме разговора.
– Расскажи мне об этом, – сказал он.
– Черт меня побери, если здесь нет связи. Медики играют в молчанку. Никто не собирается связывать это дело с Лоример и Коклан. Никто, по сути дела, про них и не знает, – это же мелочи; рядовые несчастные случаи. Теперь полиция не собирается залезать туда. Уже поздно. Дело Лоример списано и забыто, а совать нос в дело Коклан – все равно что тревожить осиное гнездо. Ты знаешь кого-нибудь, кто рискнул бы сообщить благородному лорду, что его жена умерла насильственной смертью и что мы все время знали об этом, но решили не ставить его в известность? Забудь про это. Трудность заключается в том, что для нормального расследования нужно собрать все три случая воедино и внимательно их изучить. Ты знаешь, как это бывает – одна подробность проливает свет на другую.