Славия. Паруса над океаном

Белый Александр В.

– Что здесь происходит? – спросил у него и услышал со стороны поля какие-то ритмичные постукивания. Не было никаких сомнений, это – барабаны.

– На, сам посмотри. – Он протянул подзорную трубу и, пока я осматривал окрестности, продолжил: – Пошли мы на зачистку территории. Идем, идем себе спокойно, только что-то не видать и не слыхать никакой живности, вроде бы как все в округе издохло. А тут с левого фланга по цепи команда «стоп», и Василь Найда присылает за мной Славку. Подхожу и вижу, что лес кончился, впереди опять морской залив и большое поле с селением посредине. Перед плетнем, который сейчас валяется на земле – орава человек в триста, вооруженных копьями и большими щитами,

они что-то кричат. Противники в свою очередь тоже что-то отвечают. Потом эта орава перестроилась и, кстати, очень грамотно перестроилась, подошла ближе к плетню, забросала селение копьями и под укрытием щитов пошла на штурм. Ну а все остальное ты сам видишь.

Оптика сократила расстояние в восемь раз. Стали четко видны сотни две полусферических хижин, каркасы которых были изготовлены из лозы и покрыты плетеными циновками из тростника, а самую большую хижину, часть которой отсюда едва проглядывала, покрывали какие-то шкуры. Не знаю, большим или маленьким считалось это селение, но если каждая семья насчитывала до дюжины членов, то в нем проживало около двух тысяч человек. Почему проживало? Потому что как минимум сотни две воинов лежали на земле убитыми, а довольно внушительную толпу голых и полуголых дикарей толкали за ограждение из кольев другие вооруженные копьями дикари, при этом стариков и старух отделяли, оттаскивали в стороны и закалывали насмерть. Странно было и то, что в загон отправляли немало крепких парней, которые вели себя как безвольные бараны. Правда, они тоже оказались обнажены, без поясов, с привязанными спереди и сзади хвостами, какие красовались на воинах нападавших и погибших.

К зарытым посреди площади трем столбам закончили привязывать трех раненых защитников. Один из них был с металлическим желтым ободом на голове и ожерельем из клыков хищников на шее. Видимо, вождь. Перед ними на земле сидел такой же полуголый мужик с деревянной маской на морде и усердно лупил в барабан.

– Направо, за село посмотри, там еще две оравы, прямо на земле сидят. В одной около трех сотен безоружных голых мужиков, а во второй – столько же голых баб. И те и другие несли на плечах какие-то кошелки.

Я перевел подзорную трубу в указанном направлении и точно увидел две группы голых негров. Не сбившихся в кучу, как стадо баранов, а сидевших упорядоченно, как если бы колонна на марше вдруг получила команду «стой, садись». В одной группе сидели физически крепкие молодые парни приблизительно моего возраста, а во второй – девчонки, и тоже не рыхлые, а вполне атлетически сложенные. Мне все стало понятно. Только подумалось, что если верить известной земной истории, то подобного именно в это время мы увидеть еще никак не могли.

Как часто говаривал в той жизни менеджер моей компании, голландец Дирк ван Бастен, оттрубивший в местных пенатах много более моего: «В жизни терпеть не могу две вещи – расизм и ниггеров». И лично я был с ним абсолютно солидарен.

Племена банту начали миграцию из центральных областей восточного побережья материка сто пятьдесят лет назад, после прихода в те места португальских колонизаторов. Они быстро переняли опыт ведения сельского хозяйства, стали сеять зерновые, особенно кукурузу, и устремились на поиски пригодных земель. Так и двигались на юг континента небольшими племенами, ассимилируя коренные народы бушменов и готтентотов, основывая по пути довольно крупные деревни с количеством жителей в тысячу и более человек.

Чтобы захватить более хорошие места или отбиться от других наступающих следом мигрантов, племена реорганизовывались в милитаристские кланы, где вождь был фактическим диктатором. Все мужчины в возрасте от двадцати до сорока лет, кроме кузнецов и горшечников,

становились воинами, а кто не выдерживал нагрузок, того навечно определяли во второй сорт и использовали на самых грязных и унизительных работах, им не то что жениться, даже вступать в половую связь запрещалось категорически. Раньше они воевали кто чем горазд, но потом оружие было унифицировано, воин получал копье ассегай с наконечником, кованным из железа, и большой полукруглый щит из натянутой на деревянный каркас выдубленной бычьей кожи. Была выработана специальная тактика ведения боев, а дисциплина стала поистине жестокой, за любую провинность следовало единственное наказание – смерть.

Юноши до двадцати лет воинами не считались, а были выведены в амабуто [23] помощники воинов, а по сути служили их носильщиками. У девушек детородного возраста и молодых женщин имелся свой амабуто, который выполнял функции хозяйственного батальона. Внебрачные половые отношения в армии были строжайше запрещены и карались смертью. Даже к женщине поверженного врага без разрешения вождя дотронуться никто не имел права. Правда, юношей – не воинов вражеского племени – тоже не трогали, так как не получившие оружие по древним верованиям считались бесправными и без указания вождя или старшего воина не могли принимать какое-либо решение. Поэтому победитель приводил их к присяге и вливал в свой клан на общих основаниях. После чего никто не говорил, что они были детьми врагов.

23

Воинское вспомогательное подразделение, насчитывающее в зависимости от размеров клана от тридцати до трехсот человек.

Считалось, что такие преобразования впервые провели к середине восемнадцатого века в племени мтетва, затем с помощью межродовых браков они были подхвачены и узаконены в других племенных образованиях народов банту. Между тем до начала восемнадцатого века оставалось еще добрых два десятка лет, а новую военную организацию местных племен мы уже видели наяву. Наше счастье, что данный процесс находился в зачаточном состоянии, и еще не родился их объединитель, воин по имени Зулу, действовали племена разрозненно и часто воевали друг с другом.

– Славка! – позвал курсанта, не отрываясь от окуляра.

– Слушаюсь, сир!

– Быстро назад, встреть пулеметчиков и проводи сюда.

– Есть, сир!

Некоторое время ничего не происходило, если не считать продолжавшейся зачистки стариков и старух в лагере побежденных. Я, конечно, перестраховывался, даже тысячная армия аборигенов была нам на один зуб. Но все равно, ничего не хотел предпринимать, пока наши спины и правый фланг не прикроют мощные мясорубки. Наконец пулеметы прибыли, позиции для их выдвижения определили, а мы сгруппировались в наиболее удобном месте для атаки. И, надо сказать, своевременно, жизнь вождю побежденных сумели спасти.

А вот вождю победителей не повезло, как и всем тремстам двадцати его воинам. Он еще успел самым настоящим морским абордажным палашом разрубить грудь двум пленникам, привязанным к столбам, у каждого из них вытащить трепещущее сердце, надкусить и передать лучшим воинам. Успел еще снять с головы последнего противника металлический обод и что-то сказать, ухмыляясь окровавленной рожей, а потом поймал две пули, одну в живот, а вторую в левое плечо. Вместе с его падением замолчал и барабан. Для нашей винтовки с этого места дистанция для стрельбы по цели была великовата, около пятисот метров, но умельцы лейтенанта Карнауха постарались.