Славка с улицы Герцена
Шрифт:
Мы прыгнули в заднюю дверь, которая с шипеньем открывалась (вот чудо техники!) сама собой.
Естественно, тут же надвинулась на нас автобусная «тетя Тася» с большущей сумкой и рулонами билетиков на груди. Мы безропотно отдали ей по шестьдесят копеек, чтобы доехать до остановки «Аккумуляторный завод». Кочан сказал, что у него нету, и занял у Чижика (и конечно, никогда не отдал).
И автобус повез нас по булыжной мостовой – мимо желтого четырехэтажного горсовета, мимо Сада пионеров, мимо старинного здания сельхозтехникума, в подвале
Но это я сейчас мысленно вижу знакомый путь. А тогда мы не смотрели в окна. Фильм еще бурлил в нас, и мы обсуждали его скучковавшись вчетвером на двухместном упругом сиденье.
– А он пригнулся и ка-ак даст тому рукояткой пистолета по кумполу!..
– А этот на него прыг! А потом за канат схватился -и на палубу!..
Я вставил свое слово:
– Если бы у испанского капитана не случилось осечки, тогда нашим, наверно, капец…
– Тогда бы и кино такого не было, – философски заметил Фоник. А Кочан радостно напомнил:
– Осечка! Как у тебя, Чиж! Что ты, как придурок, на Копченого со своим нагашком попёр! Думаешь, он сдрейфил бы? Ха…
Чижик только вздохнул.
– Покажи нагашек-то, – миролюбиво сказал Кочан. – Да не бойсь, не возьму…
Чижик нехотя вытащил пугач из вельветого кармашка. Кочан взял на ладонь, качнул.
– Сам, что ли, склепал?
– Сам…
– А свинец залил в него?
– Не…
– Ну, ты, в натуре, без мозгов… Потому и осечка!.. Давай меняться, я его доведу до ума. А тебе дам вот это! – И Кочан, повозившись, вытащил из-за пазухи небольшое, со старинный пятак, увеличительное стекло.
– Не… Зачем оно мне?
– Зачем! Кадрики можно разглядывать. Или выжигать что-нибудь!
Чижик глянул на меня и на Форика. Нагашек было жаль, а спорить с Кочаном боязно. Форик вдруг сказал:
– Да меняйся… Стеклышко отдай мне, а я тебе завтра новый нагашек сделаю. Со свинцом.
– Ладно, – прошептал Чижик. Без всякой уверенности, что его не надули.
На мосту полуторка зацепила телегу с возом сена, случился затор. И к звонку мы успели еле-еле. Стало уже не до разговора о парусах и палубных схватках.
На перемене я вышел на двор. Было сухо и солнечно. Народ играл в ляпки и гонял по вытоптанной траве консервные жестянки. Я пошел к дальнему забору, чтобы посидеть там на поленнице. Это было место для тех, кому не хотелось окунаться в шумную беготню. А мне как раз не хотелось. Я вспоминал пиратское кино и думал, что обязательно пойду на него снова.
На поленнице я увидел Форика. Он устроился на дровах и разворачивал промасленную газету. Окликнул меня, будто ждал:
– Садись рядом,
Я забрался к Форику. Он отбросил мятый газетный лист, разломил пополам кусок пирога.
– С картошкой, тетя Катя пекла. Это моя тетка…
– Спасибо. Вон еще Чижик там… – не мог не сказать я. Потому что Чижик пасся неподалеку. Он вроде бы разглядывал облака. И я, зная Чижика, тут же ощутил, с какой жалобной ревностью он следит за мной и за Фориком. За тем, как завязывается между нами приятельский узелок.
– Ну, так пусть идет к нам, – рассудил Форик. Я крикнул:
– Чижик, иди!
И он взлетел на поленницу, словно и правда был чижиком.
Форик отломил ему порцию от своего куска. Я тоже. У всех стало примерно поровну. И Чижик тихо сиял. Ведь если с человеком делятся последним куском, значит, человек этот – свой…
Да, он сиял, но кушал аккуратно, подбирая с вельветовых брючек картофельные крошки. Потом заговорил, чтобы беседой закрепить свое равенство:
– Форик, а зачем тебе увеличительное стекло?
– Одну вещь делаю…
– Какую? Телескоп?
– Не телескоп. Когда закончу, могу показать. А раньше времени чего хвалиться…
Чижик покивал: понимаю, мол. И не обижаюсь…
– Ты, может, думаешь, что я забуду нагашек сделать? Сделаю, не бойся.
– Я и не боюсь, – сказал Чижик. Хотя, наверно, боялся…
Форик сдержал обещание: на следующий день принес Чижику нагашек. Новенький, золотистый, с тугой красной резинкой.
– Держи. Все как надо, со свинцом…
Чижик благодарно засветился.
Дело было в классе, перед уроком.
– Только осторожнее, а то… – продолжил речь Форик, но на пороге возникла Зинаида Прохоровна.
– Почему в классе базар! Для кого звонок? Все по местам!
Затем велела достать тетради.
– Положите их на край парты, я проверю домашнее задание. – И пошла по рядам.
Я был спокоен. Задачку и примеры я сдул у Чижика, потому что, но словам Зинаиды Прохоровны, был «полный тупица в арифметике».
Чижик продолжал радоваться подарку. Пока Зинаида была далеко, он вертел нагашек под нартой и по-прежнему светился от счастья. Как я теперь понимаю, главное счастье было не в самом нагашке, а в том, что отважный Форик Усольцев проявил к нему, к Вадику Чижикову, внимание и уважение…
Потом Чижик оттянул гвоздь-боёк и нажал резинку.
Ка-ак ахнуло!
Синий дым пошел из-под парты. Меня смело со скамейки. Чижик окаменел с открытым ртом.
Класс на миг обмер, потом возвеселился. Хотя кое-кто был перепуган.
Только не Зинаида Прохоровна!
Ее нервная система была закалена долгой школьной жизнью крепче булата.
Завуч шагами пушкинского Каменного гостя приблизилась, откинула крышку парты и взяла из онемевших пальцев Чижика нагашек. Затем уцепила преступника за воротник и воздвигла беднягу на ноги – легко, будто пустотелую куклу.