Славяне и скандинавы

Коллектив авторов

Культурный слой на площади около 16–18 га, ограниченной городскими могильниками (с курганными и бескурганными погребениями к северу и югу от поселения); цепочки сопок (возможно, династические усыпальницы местной знати), протянувшиеся по обоим берегам Волхова, от Ладоги к Велеше; ранние клады арабского серебра (786, 808, 847 гг.), средиземноморские стеклянные бусы, передневосточная «люстрованная» керамика, балтийский янтарь, фрисландская резная кость характеризуют масштабы и значение торгового поселения в Ладоге (цв. илл. 9, 19, 25). Оно поддерживало активные контакты с Хедебю и Волжской Булгарией. Торжище общеевропейского масштаба было и крупным ремесленным центром; здесь уже в VIII в. возникли работавшие на вывоз костерезные, бронзолитейные,

стеклодельные мастерские. Выполнявшее важные экономические функции в земле словен и при этом полиэтничное поселение было естественным местом наиболее ранних и интенсивных славяно-скандинавских контактов¹³.

В древнейших слоях ладожского поселения, датированных 750–830 гг. (горизонт Е3) встречены вещи северного облика (цв. илл. 26), в том числе набор ремесленных инструментов¹⁴. Интенсивность контактов возрастает в 840–850-х гг. (горизонт Е2), о чем в Ладоге свидетельствуют находки некоторых культовых вещей, которые не могли быть предметом торговли (например, палочка с рунической надписью)¹⁵. По-видимому, это время можно сузить до 840 гг., когда начинается массовое поступление дирхема из Восточной Европы в страны Балтики¹⁶.

Около 860 г. (на стыке горизонтов E2-E1) произошел тотальный пожар Ладоги. Не связан ли он с событиями, предшествовавшими приглашению варяжского князя? После «изгнания варягов» славянские и чудские племена пребывали некоторое время в междуусобной распре.

Одновременно, по наблюдениям нумизматов, примерно на десятилетие прерывается поступление серебра в Швецию и на Готланд¹⁷. Обострение отношений славян со свеями, однако, противоречило объективным интересам и потребностям балтийской торговли, к этому времени уже приобретавшей общеевропейское значение.

Анализ письменных, археологических и нумизматических данных заставляет предположить, что славянская знать Ладоги нашла весьма дальновидный выход из политического межплеменного и международного кризиса. «Призвание Рюрика», если рассматривать его как обращение к одному из предводителей датских викингов, было хорошо продуманной акцией, позволявшей урегулировать отношения практически в масштабах всей Балтики; при этом, учитывая характер отношений в то время между датчанами и шведами в первую очередь, военно-политический союз ладожских славян с датскими «варягами» прочно закрывал дорогу к Ладоге «свейским находникам».

Давно уже выдвинутое в литературе отождествление Рюрика с предводителем викингов Рёриком Ютландским (Hroerekr) в последнем своем фундаментальном исследовании поддержал акад. Б. А. Рыбаков¹⁸. «Доладожский» период деятельности Рёрика (Рюрика) на Западе детально исследован¹⁹. Рёрик, один из мелких датских конунгов, до 850-х гг. владел Дорестадом во Фрисландии (вскоре после того разграбленным викингами). В

850-е гг. он обосновывается в области р. Эйдер, в южной Ютландии; таким образом, он контролировал выход к Северному морю для Хедебю, крупнейшего к этому времени центра скандо-славянской торговли на Балтике. Возможно, Рёрик участвовал в организованной датчанами в 852 г. блокаде шведской Бирки, основного торгового конкурента Хедебю (датская блокада, в частности, мешала попасть в Бирку Ансгару при его второй поездке).

Обращение к этому конунгу-викингу, враждовавшему и с немцами, и со шведами, а в силу того поддерживавшему лояльные отношения с балтийскими славянами, свидетельствует о хорошей осведомленности славян в ситуации на Балтике. Видимо, в 862 г. состоялись первые переговоры ладожских славян с Рёриком; в следующем 863 г. он еще находился на Западе. Лишь в 862 г., как сообщает Ипатьевская версия «Повести временных лет», Рюрик и его дружина, видимо, «придоша к словеном первее и срубиша город Ладогу»; это сообщение находится в одном контексте с дальнейшими действиями Рюрика, который «пришел к Ильмерю, и сруби город над Волховом, и прозваша и Новгород… и роздая мужем своим волости и городы рубити: овому Польтеск, овому Ростов, другому Белоозеро»²⁰. Речь идет, по-видимому, о единой, согласованной акции, когда представители княжеской администрации в союзе с племенной верхушкой возвели подчиненные центральной власти укрепления во всех основных политических центрах верхней Руси.

Через шесть – восемь лет, в 870 г., Рюрик вернулся на Запад, чтобы урегулировать владельческие отношения с франкским и немецким королями. За это время, очевидно, в Новгороде оформилась оппозиция во главе с Вадимом Храбрым. Вернувшись не позднее 874 г., Рюрик успешно подавил сопротивление части племенной старейшины, а .чтобы закрепить свое положение, вступил в брак с представительницей одного из местных знатных семейств («Ефанда» в известиях, извлеченных В. Н. Татищевым из «Иоакимовой летописи»)²¹. Умер Рюрик, согласно летописной хронологии, в 879 г.

В целом его деятельность соответствовала прежде всего интересам местной, в первую очередь славянской, племенной верхушки, стремившейся обеспечить прочный контроль над основными центрами и путями, равным образом как и стабильность экономических отношений на Балтике.

С начала 870-х гг. поступление серебра из Восточной Европы в Скандинавию было устойчивым и равномерным²², что свидетельствует о все более важном значении Древней Руси в балтийской экономической системе. В то же время до самого конца X столетия нет никаких сведений о нападениях викингов на Ладогу. Время набегов и «даней» сменяется длительным периодом взаимовыгодных торговых, политических и культурных связей.

К этому времени относится обособленное варяжское кладбище в Ладоге, едва ли ни единственный в пределах Древней Руси самостоятельный скандинавский курганный могильник, в урочище Плакун, на правом берегу Волхова, напротив крепости. Раскопано около 15 курганов: в 7 или 8 из них содержались погребения по обряду сожжения в ладье (обычай, типичный для дружин викингов и представленный во всех Скандинавских странах, а также за пределами Скандинавии, в местах особой активности норманнских дружин); одно погребение в деревянной камере (около 880 г.) демонстрирует новый погребальный обряд, характерный для зарождающейся раннефеодальной знати и в это время представленный в Бирке и в Хедебю. Датировка могильника-850–925 гг. Весьма скромные по составу материалы Плакуна (бусы, ладейные заклепки, обломки гребней, единичные находки оружия) соответствуют представлениям о положении Рюрика и его дружины; согласно «Никоновской летописи», опиравшейся на какие-то не дошедшие до нас источники, варяги, откликнувшись на приглашение славян и чуди, «едва избрашася»²³.

Обособленному кладбищу дружины и двора пришлого конунга противостоят в Ладоге 5–7 групп сопок, монументальных насыпей со сложным переплетением славянских, балтских, финских, скандинавских черт погребальной обрядности. Именно эти сопки позволяют опознать ведущую социальную силу ранней Ладоги, династии боярской знати, выделившейся племенной верхушки: в условиях межплеменной конфедерации (с середины VIII в. в Ладоге контактировавшей и с норманнами) состав этой знати и ее культура, в основе — славянские, естественно, обретали определенные межплеменные и надплеменные черты (цв. илл. 27). Как и в Новгороде, знатные семьи-династии были руководителями и создателями новой политической организации, проявившейся и в формировании городских «концов» (в Ладоге их 5), и в образовании тяготевших к городам «волостей» и «земель»²⁴. Самые ранние погребения ладожских сопок с отчетливыми атрибутами ведущих социальных функций, выраженных в деталях погребального обряда и инвентаря, датируются серединой VIII в., то есть более чем на сто лет предшествуют появлению Рюрика с его дружиной.