Славянские древности
Шрифт:
В славянских могилах найдено также большое количество самых разнообразных серег. В X и XI веках выделяются главным образом филигранные серьги, изготовленные из тонких серебряных или золотых плетеных проволочек или шариков, ажурных или покрытых зернью. Они являлись как предметом арабского импорта, так и предметом импорта византийских мастерских. Особенно богаты ими Киевщина, а на Балканах — Далмация. Однако довольно часто, хотя и в единичных экземплярах, они встречаются и в других славянских странах, например в Чехии и Польше.
Ожерелья из славянских могил встречаются двух видов: ожерелья из стеклянных бус, нанизанные вперемешку с бусинами из самоцветов, металлов и янтаря, и массивные металлические обручи различнейших форм, так называемые гривны. [Слово это (гривны) появляется в источниках с X века]. К ним можно отнести изготовленные в том же стиле браслеты и мелкие перстни самых различных форм, которые, несмотря на то, что среди них и имеются очень любопытные вещи, я не имею возможности здесь рассмотреть [875] .
875
„Ziv. st. Slov.“, I, 545, 614, 663, 670.
Однако из всех видов
876
Более подробно об этом см. в „Ziv. st. Slov.“, I, 591 след и табл. XXX.
Основное простое S-образное кольцо получило дальнейшее развитие в результате того, что местами менялся и усложнялся его завиток, S-образный конец, что на него надевали стеклянные или металлические бусины, менялся его размер или изменялась техника изготовления. Славянские женщины носили их по одному или по несколько (8–10), подвешенными на подвязке по обе стороны головы. На Западе их носили вплоть до XIII века. С Запада они проникли и в Россию, где мы довольно часто встречаемся с ними в Поднепровье; однако здесь в России, особенно дальше на восток и север, мы сталкиваемся с дальнейшим их локальным развитием. Русские височные кольца XI–XII веков являются не только описанными здесь примитивными кольцами, но изменяются, превращаясь в круги, нижняя часть которых переходит в звездообразно или лопатообразно расчлененную плоскость ажурной и выгравированной пластинки. Такие височные кольца, как правило, серебряные, особенно характерны для области древних радимичей и вятичей [877] . Но и в других русских областях височные кольца обнаруживают различные и отличающиеся друг от друга формы, хотя и не столь богатые, как в бассейне реки Оки.
877
Подробности см. в „Ziv. st. Slov.“, I, 603 и сл.
Если рассматривать славянскую одежду и украшения в целом, то следует признать, что особо роскошными они не были. Славянская одежда еще в конце языческого периода и в начале христианской эры, если сравнить ее с одеждой соседей славян, была еще бедна украшениями. Она отличалась своей простотой даже в тот период, когда у славян уже развилось производство золотых и серебряных украшений, в силу того что оно было ограничено лишь несколькими отдаленными друг от друга торговыми центрами — Прагой, Пржеславом, Киевом, Суздалем, Новгородом. В этих центрах славяне жили богаче и одевались роскошнее, в то время как простой народ как в Чехии, так и в Польше и в чистославянской Западной Руси золотом и серебром богат не был. Все исследователи справедливо отмечают, что могилы конца языческого периода в этих землях бедны, особенно если сравнить их с современными им германскими или тюрко-татарскими погребениями. Роскошные одежды и украшения развились лишь там, где славяне непосредственно соприкасались с соседними им финскими, тюрко-татарскими, пруссо-литовскими и скандинавскими народами. Здесь мы находим в славянских могилах большое количество и большое разнообразие украшений, в частности, дальнейшее развитие получили здесь височные кольца, диадемы, пряжки, перстни и даже фибулы, гривны и браслеты, которые в других местах весьма редки. В X и XI веках излюбленным материалом становится уральское серебро, а наиболее распространенной техникой украшения — зернь. Так, например, в могиле, раскопанной у Таганчи возле Киева, какого-то князя или боярина XI века мы находим почти одни только серебряные или покрытые серебром вещи [878] . Об этом говорится и в I Софийской летописи под 1209 г., где мы читаем о жителях Киева, что они не давали женам своим золотых обручей и что ходили их жены в серебре [879] .
878
Ср. табл. XVIII в „Slov. star.“, IV.
879
Полное собрание русских летописей, V.
Совершенно
Глава V
Жилище и хозяйственные постройки
Сама природа славянской прародины непрестанно вынуждала славян заботиться о строительстве жилищ и крытых хозяйственных построек для защиты от холода, дождя и ветров. Славянские постройки прошли путь, аналогичный доисторическому развитию дома в остальной, лучше изученной части Европы — центральной и северной. Славянские постройки первоначально также представляли собою котлован, вырытый в земле на глубину до метра и более и непосредственно прикрытый крышей из прутьев, листьев, камыша, дерна и глины. Такие же ямы делались и для хранения запасов зерна. Конструкция жилища, точнее кровли его, могла быть легче или тяжелее в зависимости от длительности пребывания семьи на избранном ею месте. Образ жизни славян, как мы еще увидим в главе VIII, долгое время, вплоть до исторического периода, оставался динамичным, поэтому срок пребывания на избранном месте мог быть коротким и ограничиваться, например, одним лишь летом или быть более длительным — до 1–2 лет.
Такие же жилища, аналогичные жилым ямам в остальной части Европы, мы с древнейших времен наблюдаем и на территории, заселенной праславянами. Мы даже видим, что славяне еще в конце языческого периода и в первое время после принятия христианства строили их, пожалуй, даже более основательно. Более того, с такого рода постройками мы встречаемся и в XIX веке [880] в некоторых местах Балканского полуострова, Польши и России, где они называются ziemianka, землянка, земуница, то есть жилище, вырытое в земле, — название, наряду с иранским kata, из которого образовалось общеславянское хата. Бесспорно, этот термин древний и общеславянский. В некоторых местностях над вырытым котлованом возводились низкие стены из стволов деревьев, обмазывавшихся глиной, и в этих случаях над стенами поднималась кровля. Внутри наиболее примитивных жилищ посередине находился очаг, дым от которого выходил через обыкновенное отверстие в крыше, а вокруг очага у стен землянки возводились низкие глиняные лавки, служившие как для сиденья, так и для сна.
880
В Болгарии обычно называется бурдел от румынского bordein. Весьма многочисленны главным образом в окрестностях Видина, а в области Лома до недавнего времени их было больше, чем наземных домов. См. о них в „Ziv. st. Slov.“, I, 703.
Таких жилых ям размером 1,5–4 метра, относящихся к VIII–X векам, в славянских землях было найдено много [881] . Подобную же хижину, очевидно, имел в виду и восточный источник IX века, из которого заимствовали свои сведения Ибн-Русте и анонимный Персидский географ, говоря о подземных славянских жилищах. Ибн-Русте описывает такую землянку как подземную баню с остроконечной кровлей, но нет сомнения, что такое описание может относиться и к жилому дому. Персидский географ говорит лишь следующее: «Зиму славяне проводят в ямах и подземных хижинах» [882] . Другими, более подробными известиями, относящимися к древнему периоду, мы не располагаем. Прокопий и легенда о св. Димитрии упоминают лишь убогие хижины (, , , ) славян, и если Маврикий говорит, что славянские жилища имеют много выходов, то это явная ошибка, так как это могло относиться только к входам всей огромной усадьбы, а не самого жилища [883] . В отношении западных славян мы располагаем известиями лишь с конца языческого периода, но уже Гельмольд подтверждает убогость славянских хижин, построенных из жердей, а Герборд подтверждает то же и в отношении славянских жилищ на Руяне, хотя, с другой стороны, в поморских областях, по-видимому, из-за недостатка места на городище, окруженном валом [884] , уже получили развитие деревянные этажные дома. Наряду с этими подземными жилищами, дополненными деревянными наземными конструкциями, славяне, разумеется, строили и легкие, без котлована в земле, хижины, со стенами, сплетенными из прутьев. Такая хижина выглядела примерно так же, как и пастушеская колиба или куча [885] в горах Балканского полуострова или на Карпатах.
881
См. „Ziv. st. Slov.“, I, 696. Приведенные здесь сведения можно также дополнить данными, полученными в результате новых находок в Кострзыне на Варте (Zeitschr. f. Ethnol., 1915, 880), у Седлемина в Познани (Rocznik Towarzystwa nauk w Poznani, 1917, 115), у Нойендорфа и Форде в Пруссии (Mannus, VII, 127), у Порачова в Южной Чехии (Pamatky arch., 1914, 223) и у Гасенфельда близ Лебуса (Praehist. Zs., III, 287).
882
Ибн-Русте (Гаркави, указ. соч., 266); Персидский географ (ed. Туманского), 135. В другом месте Ибн-Русте говорит, что славяне у Солуни обитают в лесах, в деревянных домах.
883
Procop., III, 14, „Чудеса св. Димитрия“ (ed. Touzard, Histoire profane), 185, 191; M'aurik., Strat., XI, 5. Убогие соломенные хижины болгарских славян упоминает и „Шестоднев“ Иоанна-экзарха (в начале).
884
Helmold, II, 13; Herbord, II, 24, 41, III, 5, 30; Ebbo, III, 7. Здесь же следовало бы упомянуть, что, по Ибн-Фадлану (Гаркави, указ. соч., 94), русские купцы, приплыв в 922 году по Волге в Булгар, поставили на берегу легкие шатры и большие деревянные дома, более чем на двадцать человек каждый.
885
Общеславянск. колиба — от греч. , куча — от тюркск. k"oc, кочевать. Слово шалаш также мадьяро-тюркского происхождения („Ziv. st. Slov.“, I, 706).