Славянское фэнтези
Шрифт:
— Оладыч! — оживленно приветствовал брат, высовывая голову из кухни. — Обед счас будет.
— Не хочу.
Славка мрачно бросил под вешалку сумку, стащил куртку и ботинки.
— Двойку огреб?
— Отстань.
Он почувствовал, что сейчас расплачется всерьез. Кинулся к себе в комнату и замер на пороге.
Карна сидела в кресле, положив на колени толстую книгу, и сосредоточенно шевелила губами. На изумленное восклицание Славки она ответила:
— Читать
Славка, удивляясь безмерно, спросил, что она читает, а узнав, что «Слово о полку Игореве…», с тоской вздохнул:
— Я начинал. Только скучно.
Карна погладила книгу ладонью, откинулась на спинку кресла и начала мерным речитативом:
— Не лъпо ли ны бяшеть, братiе, начяти старыми словесы трудныхъ повiстiй о плъку Игоревъ, Игоря Святъславлича?..
Старый язык, казавшийся непонятным и смешным, вдруг зазвучал отчаянно и тревожно. В нем, как на Славкиных рисунках, летели всадники, пузырилась кровь на траве, лисы лаяли на красные щиты и раскидывала вещие синие крылья дева Обида.
— Чръна земля подъ копыты костьми была посЪяна, а кровно польяна: тугою взыдоша по Руской земли.
Славка видел поле с росными травами и багровый солнечный свет, и два войска сходились по черной траве.
— НмизЪ кровави брезЪ не бологомъ бяхутъ посЬяни — посЪяни костьми рускихъ сыновъ.
Карна едва дотянула строчку, тяжело закашлялась.
— Не надо! Не надо больше!
Точно возвращаясь из неведомых далей, она открыла глаза.
— Опять напугала тебя, Славушка? Прости.
Он принялся болтать всякую чепуху — про школу, про мышь, которую грозились подсунуть вредной математичке, про то, как Никодимовна окаменела над следами копыт… А сердце отбивало шальную дробь. Поз-дно…
Тут на пороге появился Дмитрий.
— Здрасьте вам! Лихослав, ты что это творишь?
— А что? — растерялся Славка.
— Обормот.
Димка решительно вынул из его рук стакан молока и кусок батона, обильно политый медом. Причем изрядно отпитый и надкусанный.
— Если у тебя совести нет, — сообщил братец ядовито, — то давай, лопай дальше.
Славка покраснел. И вперед Димки вылетел из комнаты.
Старательно прикрыв кухонную дверь, они слегка пошипели друг на друга в воспитательных целях.
— Мое дело, конечно, сторона, — сообщил Дмитрий наконец. — Только знаешь, братец, если она по ночам будет летать невесть где и возвращаться насквозь мокрая, то проживет у нас до морковкина заговенья. Если от воспаления легких не помрет.
Славка только головой мотнул. Во-первых, у него молоко убегало. А во-вторых, знал он, что Димочка врет. То есть заливает. То есть
В кухне повисло молчание.
— Да, кстати, — сказал Дмитрий не своим голосом, — я тут горчичники достал. Через ту Томочку, мм…
Славка сел на табурет. Очевидно, предстоял очередной сеанс войны с Димкиными воздыхательницами. На тему: «Нет, одобрить такие уши определенно невозможно!»
— Так ты это… — продолжил Дмитрий.
Славка понял и порадовался, что сидит.
— Я не умею.
— Я тоже. — Дмитрий сверкнул глазами из-под насупленных бровей и скрестил руки на груди. Короче, самоустранился.
Славка привычно провел мыском по половице.
— Дим, а?
— Надо.
Под зловещим взглядом Дмитрия блюдечко вырвалось у Славки и разбилось, горячей водой укусив колени. Карна обернулась, приподнявшись на локте.
— Нет, нет, — заторопился он, собирая осколки. — Я так… выскользнуло.
Он врал и знал, что и Карна, и Дмитрий это чувствуют, но ведь…
— Баклан, — сказал Дмитрий, отбирая у Славки новую порцию горячей воды. — Иди уж.
Помог Карне поднять рубашку и наткнулся рукой на шрамы…
— …Так будет, так станет, когда задуют свечу…
Дмитрий прижал ладонью звенящие струны. Сейчас, щелкнув, соединятся контакты, ток побежит по проводам, и вспыхнувший в вакуумной колбе свет заставит тени сделаться тенями. Так проще. И так, пожалуй, честнее. Мертвым лучше оставаться мертвыми.
ГЛАВА 10
— По-моему, ты с ним либеральничаешь. — Алла грациозно потянулась, прекрасно сознавая производимый эффект. — Эти рисунки, всадники…
— Самое странное, что они есть. Алла взмахнула ресницами:
— Мало тебя на кафедре ругали? Дмитрий, ты же взрослый человек!
— Да, — сказал Дмитрий.
Яркий ноготь Аллочки брезгливо ткнулся в рисунки.
— Не знаю, как ты, но я в своем доме такое держать бы не стала.
Дмитрия слегка покоробило, но он смолчал. Любимым девушкам иногда стоит прощать ригоризм.
— Ну что, что ты в этом находишь? — завелась она. — Веришь в ерунду! Иногда мне кажется, что ты меня не любишь.
Она произнесла это патетическим шепотом — как в сериале, и осторожно, чтобы не размазать тушь, промакнула платочком глаза.