След крови
Шрифт:
Солнце палило нещадно, в воздухе стоял едва различимый запах городских нечистот. Невилл отказался идти через Бичем-плейс, потому что больше не мог рассматривать людей, сидящих в кафе, или остановиться у витрин галереи, чтобы покритиковать выставленные картины. Он убеждал ее, что «Харродз» — совсем другое дело. Туда его притягивал пьянящий аромат кофе, духов, цветов, приправ, трав, шоколада и свежеиспеченного хлеба. Когда он ослеп, все остальные чувства обострились, и Мадлен радовалась, что у его слепоты оказалась хоть один плюс.
Они обогнули сады Ганс-плейс
— У тебя болят ноги? — спросила Мадлен.
Невилл остановился.
— Я, черт побери, слепой! Умоляю, не забывай об этом.
— Я просто спросила.
Мадлен вздохнула. Она хотела было посоветовать отцу пользоваться тростью, хотя бы в целях безопасности, но потом поняла, что подобное предложение вызовет лишь негодование.
Они вошли в булочную-кондитерскую. Невилл знал, куда идти, — здесь у него не было проблем. Он отпустил руку дочери, подобно гигантскому лайнеру лавируя между прилавками. Они прошли мимо цветов, фруктов и овощей в зал, где продавали мясо и рыбу.
— Забудь про кофейню. Я хочу устриц, а ты? — спросил Невилл и, не дожидаясь ответа, решительно направился к устричному бару.
Они присели за стол, и Невилл без карты вин заказал бутылку шампанского «Лореннерье» — для него это явно было не впервые. Мадлен не решилась спросить цену напитка, но она, естественно, оплатит половину счета. Почему бы и нет? Последний раз выпить с отцом…
— Ты же знаешь, что по средам я обычно рисую, — сказала Мадлен, улыбнувшись, — а тут приехала в Лондон и собираюсь напиться с отцом.
— Честно говоря, мне не очень хочется слушать о том, что ты сейчас рисуешь, — заявил он.
Мадлен смотрела, как бармен откупоривает бутылку и наливает розовое шампанское в высокие узкие бокалы.
— Не будь букой, Невилл, — ответила она. — Ты целых шестьдесят лет писал картины. Мне будет не по себе, если я не смогу беседовать с тобой об искусстве. Ты всегда был моим наставником!
Он засмеялся, взял бокал со стойки бара — его он видел прекрасно — и не дожидаясь, пока пригубит Мадлен, сделал большой глоток.
— Мадлен, у нас разные взгляды на живопись, хотя, должен признаться, мне нравятся твои сюжеты. И ты это знаешь. У тебя талант, ты дочь своего отца. Мне нечему тебя учить.
— Возможно, ты ошибаешься. Кстати, я собираюсь бросить психотерапию и вплотную заняться живописью.
Интересно, как он отреагирует на эту новость? Но Невилл, похоже, совсем не удивился.
— Отличная мысль, крошка. Ты, без сомнения, хороший художник Будешь прославлять фамилию Фрэнк.
— Невилл, — перебила она отца, — я не могу не обращать внимания на то, что ты ни о чем меня не спрашиваешь.
— И чем ты недовольна? — возмутился он. — Ты и представить себе не можешь, что значит слепота. Я больше никогда не смогу писать, и меня, старого слепого пердуна, бросила жена. Будь это в моих силах, она не получила бы от меня ни гроша.
— Я не могу не обращать внимание на то, что ты ни о чем меня не спрашиваешь, — настойчиво повторила Рэчел.
Невилл повернулся к дочери и преувеличенно громко вздохнул.
— А о чем, черт возьми, ты хочешь, чтобы я спросил?
Вот он, шанс! Она может потратить пару часов на то, чтобы поесть устриц и выпить шампанского со своим знаменитым и грозным отцом, попустословить, слишком громко посмеяться над его избитыми шутками и в заключение, когда отец напьется и станет слезливо-сентиментальным, посочувствовать ему. Таким она его и запомнит. Или же она может рассказать ему, что уезжает из Англии и, скорее всего, никогда больше сюда не вернется.
Мадлен глотнула шипучий напиток. Шампанское было восхитительным.
— Послушай, я должна кое-что у тебя спросить… Вернее, кое-что сказать.
— Давай, — разрешил Невилл, поглядывая на блюдо с устрицами. — Валяй.
— Как я поняла, ты оставил дом в Ки-Уэсте мне, верно?
Он покачал головой.
— Подожди! Я пока еще не умер.
У нее не было ни сил, ни терпения реагировать на всякую ерунду.
— Но ты же оставишь этот дом мне, да?
Он помолчал, прежде чем ответить.
— В конечном итоге, думаю, да, оставлю.
— Невилл! Я твоя единственная дочь…
— Забирай этот проклятый дом себе! — выпалил он довольно громко.
Мадлен смутилась. Вот это уж совсем ни к чему!
— Отлично. Тогда я скоро переезжаю в Ки-Уэст, а дому необходим капитальный ремонт.
— И ты хочешь, чтобы я оплатил расходы, — едко заметил он. Казалось, он не слышал, что его дочь переезжает на другой конец земного шара.
— Нет, не хочу, но ремонт потребует значительных вложений, поэтому я хотела прояснить ситуацию.
— Это что? Чертова деловая встреча? Ты только что сказала, что приехала в Лондон, чтобы напиться со своим стариком.
Он повернулся к бармену, щелкнул пальцами и заказал еще устриц.
Мадлен проигнорировала его недовольство и продолжила:
— Еще я хочу сообщить, что Рэчел Локлир, пациентка, о которой я тебе рассказывала, оказалась моей дочерью.
Он на секунду замер, потом удивленно поднял брови.
— Что ж, ты этого хотела. Поздравляю! За это стоит выпить.
Мадлен с неохотой подняла бокал и чокнулась с отцом. Перед ними поставили блюдо с устрицами. Пальцы Невилла шарили по тарелке подобно жадному крабу.
— И все? — удивилась Мадлен. — Ты больше ничего не хочешь сказать?
Невилл схватил раковину с липким слизняком.
— Какое совпадение! — Он проглотил устрицу.
— Нет, то, что произошло, — не совпадение. Она искала меня и записалась на сеансы терапии, прекрасно зная, что я — ее мать.
Невилл в ответ лишь покачал головой. Мадлен немного помолчала. Ладно, пусть доедает свои устрицы: отец не мог заниматься несколькими делами одновременно, особенно когда это касалось еды. Рядом с ними присели двое мужчин в отутюженных костюмах. Они поставили свои дорогие портфели на пол, выложили на стойку мобильные телефоны и начали слишком громкий разговор. Невилл нахмурился. «Приехали!» — подумала Мадлен, ожидая услышать едкое замечание.