След на весеннем снегу
Шрифт:
Рассказ соседки она слушала с изумлением и все возрастающей тревогой. Действительно, в лесочке на окраине слободы, похоже, том самом, в котором она вчера, пусть и недолго, бродила с Кактусом, сегодня, пару часов назад, нашли труп местного предпринимателя Сергея Троекурова, владевшего небольшим шиномонтажом и магазинчиком автозапчастей.
Тело нашел директор фанерного завода Андрей Васильев, присматривающий участок под строительство в Кузнечной слободе. Зачем ему понадобилось по нерастаявшему снегу отправиться в лес, было совершенно непонятно, но, как бы то ни было, на одной из лужаек он и нашел не подающего
Неполный год минул с того дня, как городок был потрясен жестоким убийством Вики Угловской, и нате вам, новое преступление.
– А как именно его убили? Этого Троекурова, – спросила Мила. – Тоже задушили? Как Вику.
– Его зарезали, – страшным шепотом сообщила тетя Стеша и даже глаза округлила от ужаса. – Ножиком в живот пырнули, вот как.
– Интересно, кому он помешал? Или это бытовая ссора?
– То мне неведомо. – Тетя Стеша пожевала тонкие губы. – Ну, да полиция разберется. А мне так его и не жалко вовсе, Серегу-то. Плохой был человек. Гнилой. До тридцати пяти лет дожил, но не созрел, а сгнил.
Разбираться, что именно не так с «Серегой», Миле не хотелось совершенно. Какая разница, если речь идет о совершенно незнакомом человеке, чья смерть к ней точно не имела ни малейшего отношения. А то, что убийство произошло именно в Кузнечной слободе, куда Милу занесло по воле судьбы, так это совпадение, не больше.
Напившись чаю и наохавшись по поводу наливавшегося под глазом у Милы синяка (версию о том, что девушка натолкнулась на дверь, старушка восприняла, не заметив никакого подвоха), тетя Стеша отбыла восвояси, заставив Милу выдохнуть. Часы показывали уже без пяти шесть, и, если бы Савелия, который должен был появиться с минуты на минуту, застукала бдительная соседка, без будущих расспросов и прочего любопытства бы не обошлось. Не то чтобы Мила скрывалась от соседки, но привлекать внимание раньше времени не хотела. Городок маленький, судачить начнут быстро, а пока вроде и не о чем.
Машина Гранатова остановилась под окнами без одной минуты шесть, а точно в назначенное время раздался звонок в дверь. По этому человеку часы можно проверять. Такая пунктуальность Миле нравилась, потому что она и сама была человеком обязательным и никогда не опаздывала.
– Вы как? В порядке? – спросил у нее Савелий, как только Мила открыла дверь, и внимательно осмотрел ее лицо, то ли на расцветающий синяк любовался, то ли следы слез искал. Увиденным он, видимо, остался доволен, потому что коротко кивнул, зашел внутрь, протянул ей два тяжелых пакета.
– Я в порядке, – ответила Мила, принимая пакеты и глядя, как он быстро запирает дверь.
– Вы не написали, что купить, поэтому я выбрал на свой страх и риск, – сказал гость. – Давайте я пока погуляю с Кактусом, а вы приготовите ужин. Если честно, ужасно есть хочется, я не успел пообедать, дел было много. Хорошо?
Мила на мгновение заколебалась, не зная, можно ли отпускать с ним собаку. В конце концов, можно погулять вместе, а уже потом встать к плите. Но он сказал, что голоден, и продуктов принес. Нет, неудобно заставлять человека ждать.
– Хорошо, – ответила Мила, – только вы, пожалуйста, собаку с поводка не спускайте, чтобы он не убежал.
– Не бойтесь, я обещаю вам вернуть вашего пса в целости и сохранности, – заверил гость.
Разбирая пакеты, пришлось признать, что толк в еде он знал. Внутри Мила обнаружила два огромных стейка из мраморной телятины, которые, недолго думая, посолила, поперчила и бросила на сковороду-гриль, имевшуюся в хозяйстве Андрея Погодина. Муж ее матери тоже знал толк в еде.
К мясу прилагались маленькие пупырчатые, совсем не зимние огурцы, выращенные в тепличном хозяйстве одного из городских «отцов» Александра Соболева, крепенькие помидоры черри, пахнущие летом и солнцем, словно росли они не в снежном Малодвинске, а где-то под небом Тосканы, ржаной хлеб, еще горячий, который полагалось есть, намазав свежим сливочным маслом. Еще в пакете оказались красные сладкие перцы, один баклажан и один кабачок, луковица и морковка. Их Мила крупно порезала и, сбрызнув маслом, поставила запекать в духовку. К обещавшему быть вкусным ужину в пакете прилагалась еще бутылка красного сухого вина. Классика жанра, что тут еще скажешь.
К тому моменту, как Савелий и Кактус вернулись с прогулки, Мила уже накрыла стол, постелив красивую кружевную салфетку, принадлежавшую погодинской бабушке. Столовые приборы тоже были старинные, тяжелые, серебряные, и бокалы из граненого хрусталя, отражавшие свет люстры, оказались очень в тему. Гость даже вздохнул глубоко и восхищенно, как только увидел все это великолепие.
– Люблю, когда люди знают толк в бытовой красоте, – сказал он. – К сожалению, это крайне редко встречается. Большинство людей лишены вкуса, они часто ведутся на кич, на дешевую эклектику, не понимая, что любой образ, любое явление должны быть завершенными, а от того точными.
– Вы так говорите, потому что вы архитектор, – засмеялась Мила, глядя, как он разливает кроваво-красное вино по бокалам. Мясо она приготовила прожарки медиум, поэтому от него по тарелке тоже подтекала красная дорожка, блестели глянцевым боком крошечные помидоры, и, надо признать, картина действительно выглядела законченной, совершенной.
– Ну да, я – архитектор, но вы-то нет. – Савелий отставил бутылку, взял в руку бокал, протянул Миле, чтобы чокнуться. – Между тем вы абсолютно идеально накрыли стол. Здесь нет ни одного лишнего цветового пятна, ни одной ненужной детали, а это значит, что чувство прекрасного живет внутри вас. И вам даже не нужно прилагать излишние усилия, чтобы создать красоту. Вот эту легкость, когда красота возникает без натужности, я и ценю в людях больше всего. Давайте за нее и выпьем.
Красота без натужности. Пожалуй, Мила понимала, о чем он говорит. Ее мама превращала в красоту все, за что бралась. У нее получались совершенные пироги, из-под ее пальцев выходили ровные, легкие, завершенные строки переведенного текста, позволявшие Ксении Королевой считаться одним из лучших в стране литературных переводчиков. В любой квартире или гостиничном номере, в котором она оказывалась, мама обживалась в течение пятнадцати минут, создавая не иллюзию, а непосредственно домашний уют. И в отношениях, которые она строила с другими людьми, тоже не было ни капли натужности, а вот легкость, теплота, доверие и любовь возникали всегда. Да, Мила понимала, о чем говорит ее гость.