След за кормой (2-е издание)
Шрифт:
Но любовь Лейфа в конце концов взяла верх над боязнью отцовского гнева. Священник Рагнар Гуннарсон окрестил Лейфа и он же обвенчал его с Торунной. На свадьбу собрались сотни друзей, близких и дальних родственников Геллира, и даже для рабов были зажарены быки и выставлены бочки пива.
И там, на пиру, где состязались в искусстве скальды из ближних и дальних мест, всех победил старый Снорре Гудмундсон, сложивший песнь о молодом викинге, со славой погибшем в далёкой южной стране. Вот эта песнь.
Смерть викинга
63
В'eжды — веки.
Всеобщий хор похвал был наградой старому певцу, и растроганный хозяин Геллирехольта, сам потерявший сына в далёкой южной стране, поднёс скальду драгоценную золотую чашу. А маленький Рори Эйлифсон, слушавший песнь с горящими от восторга глазами, громко воскликнул:
— Так жить и умереть!..
Трудная победа Рори Эйлифсона
Осенние бури уже бушевали над Атлантикой, а «Фрейя» всё ещё стояла в укромной бухточке неподалёку от Геллирехольта. Лейф Эриксон никак не мог расстаться с молодой женой. Дни Лейфа и Торунны проходили беззаботно в рыбной ловле, в охоте на морских птиц, в поездках к многочисленным родственникам Геллира Белого.
Тем временем товары — тюленьи шкуры, моржовые клыки, гагачий пух — мирно пылились в корабельном трюме, а ведь Лейфу было приказано продать их с выгодой и закупить товары, без которых зимовка в Эриксфиорде окажется очень трудной.
И когда оттягивать отъезд стало невозможно, Торунна оказалась более благоразумной.
— Милый, — сказала она, — мы с тобой чудесно проводим время, но пора нам отправляться в Норвегию. Твой отец и так разгневается на тебя за переход в истинную веру, но если ты оставишь его на зиму без вина и пива, без новых рыболовных снастей и капканов на песцов, без новых платьев для матушки Тьёдхильды, он тебе этого не простит…
— Ты, как всегда, права, дорогая, — грустно улыбнулся Лейф, — но если б ты знала, как тяжело мне покинуть тебя…
Торунна удивилась:
— Покинуть?! Но я же давно решила отправиться с тобой! Надеюсь, для меня найдётся местечко в трюме «Фрейи»? И хоть я христианка, но буду довольна, если добрая богиня, именем которой назван твой корабль, станет покровительствовать нашей любви…
Молодая женщина лукаво рассмеялась.
— Нет, нет! — возразил Лейф. — Я не возьму тебя с собой, Торунна! Я не имею права подвергать мою любимую опасностям в бурном осеннем море. Одно лишь сознание того, что богиня Хель может прислать за тобой своих грозных посланцев… Не хмурься, прости, не так легко расстаться с языческими верованиями. Словом, если тебе будет грозить беда, моё сердце замрёт от страха, а руки станут беспомощными, как у ребёнка…
Несколько дней продолжались споры Лейфа с женой, и наконец, Торунна согласилась ждать его возвращения до следующей весны.
На прощание молодой викинг подарил Торунне плащ, сшитый из сукна, сотканного его матерью.
— Это залог того, что моя семья примет тебя, как родную, — сказал Лейф.
Поверх плаща он опоясал жену дорогими украшениями из рыбьего зуба. Рыбьим зубом в ту эпоху назывались моржовые клыки. Слоновая кость тогда встречалась в Европе редко, а изделия из моржовых клыков славились красотой и прочностью и высоко ценились.
Но самым драгоценным подарком Торунне оказался золотой перстень, который муж надел ей на безымянный палец правой руки.
Перстень украшали крупные изумруды, и он был семейной драгоценностью в роду Лейфа. Кто-то из его предков добыл этот перстень во время набега на Италию, и с тех пор он переходил от отца к сыну. Эрик Рыжий подарил его Лейфу в день совершеннолетия, когда юноше исполнился 21 год.
Отъезд Лейфа был решён, но перед молодой четой встал серьёзный вопрос: как быть с Роаром?
Рано лишившийся отца и матери, мальчик воспитывался в семье Геллира, — более близких родственников у него не было. Рори с малых лет решил стать мореходом и с редкой настойчивостью шёл к намеченной цели. Сначала он пускал кораблики в речке, протекавшей близ поместья, а когда подрос, стал плавать по морю в дедовской лодке и был счастлив, если ему удавалось ускользнуть в ней одному, без старших. Он рано научился управляться с тяжёлыми вёслами и вести лодку под парусом.
Любимой игрой окрестных мальчишек были морские сражения, где одна сторона изображала отважных пиратов, а другая — английских купцов. И не нужно пояснять, что «конунгом морских разбойников» всегда избирался Рори Эйлифсон. Если «купцы» оказывались чересчур стойкими и выбрасывали в море шедших на абордаж «пиратов», Рори первым выбирался из воды с воинственным кличем и в конце концов всегда добивался победы.
Однажды внезапно налетевший шторм унёс его лодку далеко в море. Целые сутки боролся Рори с волнами, и когда спасательная флотилия нашла его, голодный, иззябший, он наотрез отказался перейти в другую лодку и сам привёл своё суденышко в гавань. Было ему в ту пору одиннадцать лет, и об этом подвиге Рори с великой похвалой говорили все Гебриды.
Для своего возраста мальчик был очень рослым и сильным, от матери, пленной гречанки, он наследовал кудрявые чёрные волосы и смелые чёрные глаза. Среди белокурых, белолицых, голубоглазых норманнов черноглазый Рори Эйлифсон с его смуглой кожей и тёмной шевелюрой казался залётной птицей с далёкого юга. И, быть может, именно потому, что он был так непохож на своих сверстников, дети севера безропотно слушались его во всём и по его приказу пускались на самые дерзкие затеи. Но и взрослые уважали Рори за мужественный характер, за непоколебимую стойкость, с которой он готовился к трудностям мореходного ремесла.
С первого же дня, как к берегу Льюиса причалила «Фрейя», Рори Эйлифсон заявил, что обязательно отправится с Лейфом в плавание на его корабле.
Напрасно Лейф пытался успокоить Рори обещаниями, что он возьмёт его с собой, когда приплывёт на Гебриды в следующий раз, что ждать этого недолго — всего одну зиму, что за это время Рори подрастёт, научится ещё лучше управляться со снастями и станет достойным матросом «Фрейи». Мальчик не признавал никаких отговорок.
Ещё более щекотливым стало положение Лейфа Эриксона после его брака с Торунной. Теперь слово «дядя» означало не просто вежливое обращение младшего к старшему, оно выражало их родственные отношения, а родство было у норманнов святым делом.