След Золотого Оленя
Шрифт:
Впрочем, сомневаться в этом было трудно. Рядом над самым моим ухом студенты неистово горланили бесконечную и, наверное, вечную песню:
А ну-ка убери чемоданчик!А ну-ка убери чемоданчик!А ну-ка убери,А ну-ка убери,А ну-ка убериЧемоданчик!Подпрыгивая на ухабах, я мучительно-сладостно ощущал, как впивается в бока экспедиционное оборудование. А в планшете у меня лежала бережно сложенная бумага, украшенная
Как я и опасался, подписал Дима Петренко этот заветный документ весьма неохотно. Он долго вздыхал, покачивал седеющей, но все еще кудрявой, как в институтские годы, головой и в глубоком раздумье постукивал по столу толстым цветным карандашом, не решаясь поставить свою подпись.
— Может, все-таки поручим провести разведку Запорожской экспедиции, а ты останешься в Керчи? — сказал он. — Я понимаю, конечно, твои чувства. Но ведь надо уметь жертвовать личными интересами ради общего дела, не тебе же мне объяснять. Работа на трассе Северо-Крымского канала тоже важна, ты сам прекрасно понимаешь. Ты там нужен, хорошо изучил обстановку. А скакать с места на место — для ученого не очень красиво. Каким-то чуждым науке кладоискательством попахивает.
Он был во многом прав и, взывая к дружеским чувствам, возможно, уговорил бы меня. Но мощная поддержка профессора Казанского, его настойчивые звонки по телефону и телеграммы подействовали. И вот уже все хлопоты и тревоги позади, я качу по степи со своим отрядом, хотя и совсем небольшим.
Старая, видавшая виды машина набита мешками и ящиками. На горе походной клади в живописном беспорядке разместился весь славный отряд: мой заместитель и ближайший помощник Алексей Петрович Савосин и четверо горластых студентов. Привычный к походному быту, Савосин крепко спал в углу, не обращая ни малейшего внимания ни на толчки, ни на рев молодых глоток над ухом. Мы иногда шутили, что Алексей Петрович способен даже вести раскопки во сне — и с отличными результатами.
На Савосина можно положиться. Трудно сложилась у него судьба: война помешала кончить институт, ушел добровольцем на фронт, потом контузия, два ранения. В пятидесятом он все же получил диплом, но дальше уже не продвинулся, так и ходит в вечных младших сотрудниках. Сам он статей не пишет, никаких сенсационных гипотез не выдвигает. Разве только помянут его как соавтора заботливые друзья. Главным в археологии Алексей Петрович считает раскопки. А что при этом будет найдено — бусинка, наконечник истлевшего копья или золотая ваза — уже не так важно.
Но в поле, на раскопках, этот медлительный, болезненный и сутулый человек преображается. Он обожает неторопливо и обстоятельно рыться в земле. Не пропустит ни одной бусинки или окаменевшего зернышка.
Двое из студентов — Марк Козлов, с томным видом уставшего льва раскинувшийся на жестких тюках и все поглаживавший свои пышные баки, будто проверяя, не потерялись ли они, и самозабвенно распевавшая, дирижируя тонкими загорелыми руками, Тося Голубовская уже работали со мной прошлым летом. Я был ими доволен, хотя нынче, кажется, Марк перешел в тот приятный период жизни, когда самым важным и увлекательным на свете кажутся девушки, и завел чудо-баки. Это был тревожный признак, однако я все же не терял надежды, что раскопки приведут Марка в чувство. Руки ведь у него, к счастью, остались прежние. А у них есть своя память. Взявшись за лопату, они машинально станут
Два других — Алик Горин и его неразлучный дружок и покровитель Боря Калинкин ехали на раскопки впервые. Их еще предстояло проверить в деле. Но ребята они были толковые, особенно Алик. А энтузиазм первооткрывателей, на который я весьма рассчитывал, для земляных работ важнее всего. Опытности же с лихвой хватит у нас с Алексеем Петровичем.
В кабинке, скучая с важным видом, восседал наш неизменный шофер — долговязый дядя Костя. Он ведал всем хозяйством, за что его в шутку торжественно именовали «заместителем начальника экспедиции по научно-хозяйственной части».
Народу, конечно, маловато. Собственно, не отряд, а разведочная группа. «А уж если понадобится, и вы действительно найдете ценный для науки курган, то наймете землекопов на месте, мы вам вышлем деньги», — утешило меня начальство.
Главное: мы уже ехали. Я был счастлив и, подскакивая на угловатых тюках и лениво озирая сквозь завесу тянувшейся за машиной пыли бескрайние поля, подпевал студентам, рискуя прикусить язык:
А это был не мой чемоданчик!А это был не мой чемоданчик!А это был не мой,А это был не мой,А это был не мойЧемоданчик!— Смотрите, еще курган! — прерывая пение, закричала Тося.
— Уже шестнадцатый с утра, да? — спросил Алик. — Ничего, хватает тут курганчиков.
И они снова запели очередную бесконечную песню, а я опять предался ленивым мечтам.
Курганов в самом деле попадалось по дороге немало, самых различных размеров — от едва приметных бугорков метровой высоты до весьма солидных, высотой в десять-двенадцать метров, а диаметром порой метров в семьдесят.
Они казались вечными, стоявшими тут всегда, древними, как сама степь. И в то же время в правильности их очертаний, которую не смогли стереть века, явственно чувствовался волнующий отпечаток человеческих рук, упрямой человеческой воли.
Впрочем, некоторые курганы — оплывшие, грузно осевшие, изуродованные траншеями кладоискателей или боевыми шрамами окопов и блиндажей — уже нелегко было отличить от природных холмов и бугорков. Они еще ждали своих открывателей и, кто знает, какие удивительные тайны хранили в себе? Ведь когда-то весь неоглядный степной простор — тогда совсем дикий, нераспаханный, заросший кустарником и душистыми травами, служил для привольных кочевий скифских племен. И было среди них и то, пока еще загадочное и неведомое племя, сценки из быта которого были изображены на вазе, выкопанной из кургана где-то тут и затем загадочным путем попавшей в подпол сгоревшей воровской «малины» на окраине Керчи.
От Никополя, где выгрузились с поезда, мы отправились по степным дорогам на северо-восток. Возле города Орджоникидзе уже не первый год вел охранные раскопки мой старый друг Борис Мозолевский. Его экспедиция раскапывала курганы в тех местах, где предстояло закладывать новые карьеры марганцевого рудника. Хотелось заехать к ним, посмотреть, как идут работы, посоветоваться, где лучше нам начать. Но жаль было терять время.
Нетронутых курганов для его отряда тут оставалось еще немало. А на горизонте, как постоянное напоминание о возможных удачах, маячили останцы знаменитого Чертомлыка.