Следователь и Колдун
Шрифт:
Но вот уже сотни лет старый колдун не отвлекался на подобные мелочи. Убить его было невозможно, он это знал, поэтому, неспешно «накручивая» боевое заклятье, он лишь поморщился в ожидании боли.
То, что сорвалось с пальцев Артура, было практически невидимо — так, легкая рябь воздуха. И, ударив Брунэ, заклятие не произвело сколь-нибудь видимых разрушений. Ни вспышки, ни грохота, ни крови. На халате колдуна не дрогнула ни одна кисть.
Ничего не изменилось.
Кроме внезапно проступившего на лице Брунэ изумления.
— Э-э-э… Какого… Что ты сделал?..
Хотя ничего эдакого, на первый взгляд, не происходило: колдун не дымился, не растворялся в воздухе и, похоже, не думал взрываться. Но ему, похоже, становилось все труднее и труднее говорить.
— Арутр!! — вопил Брунэ, — Артур, скотина, что ты сде… Ай!.. Как… Заче… С-с-су-у-уки-и-и-н сын, я тебя…
Затем голос Первого ректора с хрипом затих; Брунэ, выпучив глаза, схватил себя за горло, словно собираясь свернуть самому себе шею.
А потом…
…Как-то в детстве Фигаро увидел стеклодува за работой. Увиденное поразило его на многие годы вперед: на его глазах масса стекла, ставшая вдруг податливой и текучей, меняла свою форму следуя легчайшим, казалось бы, движением рук мастера. Тогда Фигаро подумал, что перед ним колдун.
Примерно то же самое происходило сейчас и с Седриком Брунэ.
Сперва изменился цвет лица Первого ректора: оно внезапно покрылось мертвенной бледностью, а затем стало почему-то бледно-желтым, точно у колдуна вдруг случились внезапные проблемы с печенью. Раздался хлопок — не громче того, что издает откупориваемая бутыль вина, и тело колдуна окуталось ледяным паром, оседающим на полу переохлажденными снежными хлопьями.
Заклятье Высшей Трансформации, Модель Первая, запрещенная Другим Кодексом под страхом пожизненной каторги.
Живое в неживое, плоть в не-плоть.
…Холодный ветер в последний раз прошелестел по древней зале, и огонь в камине, тонко зашипев, погас. Белые клубы пара вокруг того места где мгновением раньше стоял Брунэ, развеялись без следа и Фигаро, уже, казалось, привыкший за сегодня ко всему чему только можно, задушено вскрикнул… и истерически расхохотался.
— Артур… Вы серьезно?!
В двух шагах от камина, на месте Первого ректора Академии Других наук, Песочного Человека, Вора Времени и бессмертного колдуна стояла… вешалка.
Это была самая обычная вешалка коим несть числа: в каждой захудалой привокзальной гостинице наверняка найдется десяток-другой. Длинная, в человеческий рост палка светлого дерева, покрытая прозрачным лаком, с клюками для одежды, «рогами» для шляп и мощной треногой внизу. Предмет из тех, по которым взгляд пробегает не останавливаясь.
Артур живо подлетел к вешалке, достал из кармана небольшую, с ладонь коробочку и поднес к одной из шляпных подставок. Коробочка слабо зажужжала, и на ее серебристом боку вспыхнул зеленый огонек.
— Он жив, — констатировал Артур Зигфрид-Медичи, внимательно изучая странный черный индикатор своего прибора, на котором появлялись и исчезали ряды цифр. — Классическая трансформация с сохранением полной функциональности сознания.
Следователь осторожно подошел к призраку, с опаской протянул руку, взял вешалку, чуть приподнял над полом и встряхнул.
— Это не дерево, — удивленно произнес он, — что-то… другое. Легкое…
— Это называется «титан», Фигаро, — ответил Артур, не отрываясь от своего прибора. — В этом виде наш дражайший Седрик Брунэ просуществует века.
— Э-э-э… А можно уточнить, сколько именно?
— Как там он сказал? «У меня в запасе больше двух тысяч лет», да? Ну, вот столько и просуществует. — Старый колдун противно захихикал. — Мон шер, не соблаговолите ли вы взять нашего любезного Седрика Брунэ и покинуть вместе с ним это помещение? Сейчас тут все будет немного взрываться.
Фигаро молча подхватил Брунэ-вешалку, подобрал с пола свой неизменный саквояж и в последний раз окинул взглядом зал, где все эти годы обитал Песочный Человек.
Какие тайны скрывались здесь! Какими загадками были набиты эти шкафы, что таили в своих недрах тяжелые несгораемые сейфы? Для чего предназначались странные приборы на стендах? Не узнать теперь…
Он никак не мог убедить себя в том, что это к лучшему.
— Значит, конец всем секретам Кроули? — тихо спросил следователь, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Ну что вы, в самом деле, как гимназистка! — тут же взвился Артур. — Документы Кроули вон в том ящике; я скопировал их сразу, как только мы сюда вошли. Не держите меня за идиота, пожалуйста.
— Значит, все-таки, хотите это все использовать?
— Фигаро, — Артур посмотрел на следователя бесконечно усталым взглядом учителя, в сотый раз объясняющего ученику-идиоту таблицу умножения, — у нас на шее все еще висит Демон Квадриптиха. И в этой борьбе нам понадобятся любые козыри. Любые, понимаете?.. А теперь, будьте так любезны, — за дверь.
На следующие сутки
Комиссар Пфуй покрутил в руке кочергу скрученную изящной спиралью и украшенную на ручке чугунными завитушками, согнул ее двумя пальцами почти в идеальный бублик, выругался, и, наконец, соизволил посмотреть на Фигаро который уже минут пять безуспешно пытался слиться со спинкой стоявшего напротив стола первого зама ректора кресла.
— М-м-мда, — сказал Пфуй, — задал ты, пострел, нам всем задачку… Хоро-о-о-ш, хорош, ничего не скажешь…
— Меня… — следователь сглотнул, — меня в чем-то обвиняют? Я имею в виду…
— Нет, — отрезал комиссар, — тебя никто ни в чем не обвиняет. Коль уж Старший презиратор не высказал к тебе никаких претензий, то я, стало быть, тоже таковых не имею. Но… Ах, черт!
Следователь кивнул, стараясь не смотреть на Пфуя. Страший Презиратор ОСП — похожий на пожилую черепаху колдун с цепким взглядом и нарочито медленной речью («…та-а-а-к вы говори-и-и-ите, что поня-я-я-ятия не име-е-е-ете…) был бы очень удивлен если бы узнал, что во время допроса Фигаро ему тщательно промыл мозги не кто иной, как Артур Зигфрид-Медичи, более известный как Мерлин Первый. Так что если какие-то вопросы у ОСП к следователю и имелись, то теперь все они канули в прошлое.