Следователь прокуратуры: повести

Родионов Станислав Васильевич

Рябинин взглянул на часы — без пяти девять. Усталости не было. Он знал, что её не будет до тех пор, пока не пойман преступник. Вот тогда он свалится обессиленный.

— Вас до дому подбросить?

— Нет-нет, — испугался Кривощапов. — Я живу рядом.

Он ушёл боком, точно боялся выстрела в спину. Рябинин отыскал первый протокол допроса и глянул домашний адрес — заведующий жил на другом конце города.

И опять иголки сомнений влились в беспокойный мозг. Возможно, Кривощапов не хотел иметь ничего общего с прокуратурой — даже машиной не захотел воспользоваться.

Или тут другая причина. Почему он так легко отказывается от работы и покладисто платит за масло? Ведь большая сумма: по розничной цене около десяти тысяч. А может, это плата за пятьдесят тонн?

Рябинин вяло собрал папки и бросил их в сейф, скрипнув металлической дверцей на всё здание. Эта поющая дверца всем сообщала, когда он пришёл и когда ушёл. Он её как-то смазал, но через день она заскрипела ещё музыкальнее.

Неожиданно в кабинет вошёл прокурор. Видимо, на скрип. А Рябинин-то думал, что он в прокуратуре один.

— Пойдёмте пешочком? Нам вроде по пути, — предложил Беспалов.

Следователь бросил на руку плащ. Они вышли из прокуратуры. Беспалов шёл молча, засунув руки в карманы. Он как-то переваливался с ноги на ногу, словно пошатывался, пока Рябинин не разглядел в этом покачивании такую уж походку, вроде морской. Молчание становилось долгим, уже неловким, но Рябинин считал, что первым должен заговорить старший.

— Погодка сегодня не очень, — сказал Беспалов. — Кстати, как только вы назначили новую инвентаризацию, мне звонили из треста, просили отменить ваше постановление.

— Почему?

— Очень громоздкая и сложная работа. Откровенно говоря, я и сам не понял, зачем вы её назначили.

— Чего ж не отменили? — буркнул Рябинин.

— Я должен верить следователю. Иначе невозможно работать. Должен верить до тех пор, пока следователь не даст серьёзного повода для недоверия. Вы такого повода не давали.

— Юрий Артемьевич, извините меня за бестактность, — сказал Рябинин.

— А, чего там, — беспечно бросил прокурор и махнул рукой. — Знаете, я привык людям верить и привык, чтобы верили мне.

К этому привык и Рябинин.

— Без нужды я в следствие не вмешиваюсь, — продолжал Беспалов. — Да вы, наверное, его знаете лучше меня. Я ведь только года два работал следователем. А то всё помощником прокурора по общему надзору, по уголовно-судебному надзору… И вот — прокурор района.

Рябинин никогда не встречал прокурора, который бы честно сказал, что плохо разбирается в следственной работе. Это был первый.

— Я ведь в молодости работал на заводе мастером. И вот тебе на — прокурор! — засмеялся Беспалов.

Ему хотелось пооткровенничать, рассказать о себе. Рябинин понял это.

— А я до прокуратуры бродил с экспедициями, — поделился и Рябинин. — Коллектор, техник-геолог, техник-геофизик…

— Сергей Георгиевич, а вы считаете себя следователем? Я имею в виду призвание. Вы меня поняли?

Он его понял. Беспалов спрашивал о том, о чём Рябинин спрашивал себя не раз. Теперь его спросил начальник, прокурор района. На такие вопросы существовали однозначные ответы. Сколько он ни помнил очерков или рассказов о следователях, они почти все начинались со слова «призвание». Или кончались этим словом. Рябинин в городской прокуратуре был на хорошем счету. Но сам он считал, что идеалу следователя не

отвечает, не таким должен быть следователь.

— Нет, я не следователь, — честно признался он в том, в чем себе-то не всегда признавался. И кому признался — своему начальнику.

— Тогда кто вы? Человек всегда кто-нибудь есть.

— Я бы с удовольствием занимался научной работой.

— Хитрый вы, — засмеялся Беспалов.

— Почему хитрый? — опешил Рябинин.

— Да ведь только тот настоящий следователь, кто способен к научной работе.

Рябинин это предполагал, но никогда бы не рискнул сказать такое на совещании или занятиях — засмеяли бы коллеги. И были бы по-своему правы, потому что следственная работа испокон веков считалась работой оперативной. Рябинин-то это знал. Но откуда знал Беспалов, два года работавший следователем и только что расписавшийся в своей малоопытности?

— Научных способностей ещё мало, — вздохнул Рябинин. — Нужны воля, характер, быстрота, нервы железные нужны… А этого частенько не хватает.

— Этого всегда не хватает, — заметил Беспалов.

Они прошли уже три квартала. Прокурор, видимо, и не собирался останавливаться. Теперь они двигались быстро, у Беспалова только вздрагивали волосы на виске. Он тоже снял плащ и бросил на руку, как Рябинин.

— Вот я давненько ушёл с завода, — признался прокурор, — а тянет. Как иду мимо какой-нибудь проходной, так сердце и поджимает. Вот такие сухари. Был я рабочим и остался рабочим.

И Рябинин сразу понял, на кого же похож прокурор. Почему он не догадался, когда увидел его широкие ладони, крепкие плечи и эту походку с перевалочкой? Теперь Рябинин знал, чем понравился ему прокурор тогда в кабинете — он был рабочий человек.

— Вот кончится мой конституционный срок, пойду проситься на завод, — весело пообещал Беспалов.

— Не отпустят, — убеждённо сказал Рябинин.

Таких прокуроров не отпускали. Казалось бы, парадокс: люди, которые довольны своим делом и считают его призванием, работают хуже тех, которые вечно недовольны собой и работой. Но парадокса здесь не было.

Самодовольный работник всегда хуже недовольного. В этом Рябинин убедился давно.

Жёлтый «газик», обычная патрульная машина с синим огоньком на крыше, сделал на перекрёстке поворот и поехал по их стороне. Теперь и Рябинин смотрел за машиной. Она отклонилась от центра проезжей части и подрулила к ним.

Из кабины вылез Петельников и вяло подошёл. Рябинин насторожился — он хорошо знал инспектора, лицо которого сейчас почему-то было усталым и суровым.

Петельников пожал руку прокурору и глухо сообщил:

— Топтунов сбежал.

* * *

Так Рябинин ещё в людях не ошибался. Тот третий, который сидел в нём, сейчас адски торжествовал, попирая первых двух Рябининых. Его третье «я» злилось и поедом ело всякие интуиции и логики. Юрков оказался прав.

Почему он, Рябинин, не прислушался к словам Юркова и не посоветовался с Беспаловым? Даже с Петельниковым не поговорил.

Не сумасшедший ли он, Рябинин, не псих ли? В камере называл кладовщика «товарищем», а сейчас обдумывает версию о преступной группе с ним во главе. Но он был следователем, поэтому обдумывал преступление. И он был человеком, который может поверить другому человеку.