Следователь прокуратуры: повести
Шрифт:
— Что с вами? — громко спросил Рябинин, ловя носом воздух, но алкоголем не пахло.
— Сволочи! — шипяще выдавил Ватунский. — Красивые слова говорите! Ну вот я — арестовывайте! А то опоздали, я ведь только ушёл от неё! Ну что стоите? Жмите кнопку! Вызывайте конвой!
Ватунский шагнул вперёд, и Рябинин, как кролик, проскочил в щель между столом и стенкой. Оружие было в сейфе, да и что бы он стал делать с ним — не стрелять же! Ватунский упёрся бёдрами в стол — теперь только этот деревянный прямоугольник разделял их.
— Что
— Ничего со мной!
Его глаза заплыли яростью, как и синюшно-мраморное лицо. Казалось, волосы шевелились от сдерживаемой ненависти. И кулаки — Рябинин увидел закостеневшие кулаки и вспомнил, что Ватунский боксёр. Но он не испугался, не успел испугаться, поражённый видом и поведением Ватунского. Рябинин ошарашенно смотрел в почти не узнаваемое лицо и ничего не думал и не делал.
— О гуманизме болтаете! Психологией интересуетесь?! В душу лезете! Честное слово даёте! Не-ет, вы не следователь! Неужели все вы такие? Мало, что меня бьёт — упавшего, лежачего, казнённого самим собой! Бей! А её-то зачем арестовывать? За жизнь по подложному паспорту? Да вся ваша прокуратура мизинца её не стоит…
И Ватунский двинулся на следователя — то ли хотел приблизиться вплотную, лицом к лицу, то ли ударить головой хотел. Рябинин отпрянул, поражённый дрожащим подбородком, затрясшимися щеками и — глазами, блеснувшими стеклянно. Да в них же стояли слёзы, слёзы у мужчины, у Ватунского! Да он же сейчас заплачет.
Видимо, это был нервный шок. Надо сделать что-то резкое и сильное, чтобы он опешил хотя бы на минуту.
Рябинин дёрнулся вбок, запустил руку под пиджак, к подмышке, где детективы носят пистолеты, напряг лицо и крикнул высоким сорвавшимся голосом:
— Назад!
Ватунский на секунду замер, сбычившись над столом. Рябинин выдернул руку из-под пиджака и, швырнув её вперёд, мягко положил на плечо главного инженера:
— Максим Васильевич, я её не арестовывал. Ради бога, расскажите всё спокойно.
— А кто ж её арестовал? — сдавленно спросил Ватунский, не меняя позы.
— Впервые слышу. Вы не путаете? Да вы сядьте…
Ватунский тяжело опустился на стул.
— Не верю теперь я вам, — зло сказал он, но уже сказал, не крикнул.
— Ну говорите же! — потребовал следователь.
— Сегодня утром арестовали Валю.
— Кто арестовал?
— Вы что, правда ничего не знаете? Или опять играете роль гуманного интеллектуала?
— Даю честное слово.
Кровь возвращалась к лицу Ватунского порциями, растекаясь по щекам лапчатыми пятнами, похожими на осенние кленовые листья.
— Приехал в восемь утра милицейский «газик». Её арестовали. Квартиру опечатали.
— Где вы были?
— Уже на работе. Она мне позвонила. Всего два слова сказала.
— Ничего не понимаю, — сказал Рябинин. — Подождите…
Он снял трубку и начал звонить в райотдел милиции. Начальник был на совещании
— Дежурный Петунин слушает, — раздался в трубке глуховатый голос самого старого работника райотдела.
— Фёдор Кузьмич, Рябинин тебя беспокоит, — потеплевшим голосом сказал следователь. — Как поживаешь?
— A-а, Сергей Георгиевич, — обрадовался и Петунин, — Живём, боремся с преступностью, добиваемся девяносто девять и девять десятых процента раскрываемости. Небось арестовываешь кого-нибудь, машину прислать?
— Да нет. Фёдор Кузьмич, у тебя Новиковой среди арестованных нет?
— Как нет? Есть. Сидит в камере и плачет. Всего одна баба у меня и есть.
— Как она… и за что? — спросил Рябинин и почувствовал, что волнуется.
— Арестована по постановлению следователя прокуратуры из Норильска. Сейчас посмотрю… За мошенничество и хищение из магазина различных товаров и денежных средств…
Петунин замолчал, шурша бумагами, кому-то отвечал, кому-то велел не лезть к нему своей пьяной рожей.
— Так что этапировать её надо в Норильск, — наконец добавил дежурный.
— Фёдор Кузьмич, не надо её этапировать. Её надо немедленно выпустить.
— Как выпустить?
— Она не Новикова, она жила по паспорту Новиковой. Интересно, кто из оперативников занимался розыском? Неужели не могли проверить? Она и в Норильске не была.
— Да я не знаю. Но как же так? Что-то неясно.
— Вот так. У меня её личное дело. Настоящая преступница где-то скрывается, а вы забрали другую, жившую под её именем.
— Мне бумага нужна, — подумал Петунин.
— Фёдор Кузьмич, я сейчас же с курьером отправлю вам отношение — её надо освободить сразу же. А начальнику райотдела я позвоню, как только он придёт. Таких оперативников гнать надо. Ну, хорошего тебе здоровья.
Рябинин положил трубку. Ватунский сидел, скрючившись в три погибели. Его голова опустилась ниже стола.
— Всё поняли, Максим Васильевич? Объявлен розыск Новиковой, оперативник её нашёл, сообщил в Норильск — и вот этапирование. Подошёл формально. Вот так.
— Да, — выпрямился он. — Разрешите, я пойду в райотдел, встречу её.
— Конечно идите.
— Извините, Сергей Георгиевич. Видимо, серьёзная ошибка в жизни, которую, вы говорите, человек не имеет права делать, расщепляется, как уран. Валю вот посадили — какое для неё потрясение! Вас оскорбил… как последний хам.
— Я-то что, — улыбнулся Рябинин, — я-то следователь. Наша судьба такая — терпеть и сдерживаться.
Ватунский пошёл к двери, круто повернулся, решительно зашагал обратно к столу и неуверенно, рывками, протянул руку Рябинину, смотря ему в глаза виновато — возьмёт ли? Рябинин протянул ладонь. Ватунский пожал её крепко, по-мужски.