Следующее января
Шрифт:
Я не успеваю ничего возразить. Я первый раз вижу какие-то проблески жизи в глазах отца, первый раз – за столькие годы…
– Собирайся… собирайся давай!
Мы с сестрой подскакиваем как ошпаренные, несемся вниз по лестнице, пакуем чемоданы. Агнесса еще пытается что-то возразить, а не опасно ли для отца – я не хочу слышать никаких возражений, я уже понимаю, что вернет к жизни моего отца. На год. На два. На десять лет…
– …что сегодня?
Агнесса подает ужин, отец вопросительно смотрит на меня.
Осторожно отвечаю:
– Пока… ничего не нашел…
Тут же добавляю поспешно:
– Ну, ты же понимаешь, это не один день искать придется, и не одну ночь… и вообще…
Отец кивает. Он понимает.
Снова вижу, как горят его глаза.
– …что сегодня?
Откашливаюсь:
– Мне кажется… к востоку отсюда в пустыне что-то есть…
– Это хорошо… – отец оживляется, – очень хорошо.
Я видел какие-то всполохи… мне кажется… Абиссиния должна быть там…
Отец смотрит на меня, снова вижу в его глазах проблески жизни:
– Мы найдем её… найдем…
Киваю:
– Обязательно.
Делаю вид, что ищу порталы.
Я не скажу ему об Эфиопии.
Не скажу…
Молесоград
Летят копья.
Стрелы.
Звенят мечи.
Здесь идет битва, я знаю, здесь идет битва.
Стараюсь понять, – почему.
Наконец, что-то начинает до меня доходить, слишком медленно, слишком смутно. Вон те, под светлыми знаменами – они хотят, чтобы здесь был город. Красивый город, с дворцами и замками, проспектами и бульварами, храмами и уютными домами, в которых хочется жить.
Вон те – под темными знаменами – хотят, чтобы здесь был лес, густой, душистый, шумящий, с зелеными дубравами, с буковыми рощами, с шепчущими ручьями, где в тени трав можно найти цветок папоротника.
Вон те – с синими знаменами, – хотят, чтобы здесь было море, большое, шумящее, глубокое, бездонное – с коралловыми рифами, с разноцветными рыбами, с затонувшими кораблями, хранящими несметные сокровища и несметные тайны.
Летят копья.
Стрелы.
Звенят мечи.
Я смотрю на них. Я не понимаю их. Потому что я вижу здесь уютный город с изогнутыми улочками, я вижу здесь игру света и тени на тропинках шумящего леса, я вижу, как волны бескрайнего моря накатываются друг на друга. Я пытаюсь понять, что здесь было раньше, что потом – не могу, время для меня сливается в единое и неразрывное целое.
Когда-нибудь они тоже так научатся.
Когда-нибудь.
Я даже знаю, когда это случится – через какой-то миг, пытаюсь перевести в их время, вытянутое в струну, не получается – мне чудится то двести лет, то двадцать, то две тысячи.
Для меня это не имеет значения.
Я пытаюсь достучаться до их сознания, я пытаюсь объяснить им, что нужно только подождать – они не понимают, стрела вонзается в меня, пронзает насквозь, я не чувствую…
Я вижу, как они падают замертво.
Один за другим.
Один за другим.
Я пытаюсь закрыть их своими крыльями, не могу, стрелы проходят сквозь мои крылья.
Я еще не верю, что люди погибнут.
Все.
Все.
Что некому будет через какой-то миг научиться сворачивать три времени в одно, некому будет жить в городе, где шепчет лес и плещется океан, некому будет жить в лесу, где плещется океан и шумит город, некому будет жить в океане, где шумит город и шепчет лес…
…еще не верю…
…что не будет меня…
Даркер
Сегодня он уедет из Глазго, думаю я.
Смотрю на заголовки статей, на сами статьи, которые говорят мне, что Глазго переживает не лучшие времена, некогда богатый промышленный город приходит в упадок, люди тянутся прочь из города в поисках лучшей судьбы где-то там, в столице.
Киваю.
Как я и предугадал – сегодня он уедет из Глазго.
Двадцатого мая двадцатого года.
Даже не сразу спохватываюсь, что его не существует, что я его придумал, черт меня дери, я же его выдумал, Джека Даркера, его же нет…
…а сегодня он уехал из Глазго.
Его нет, говорю я себе, его не существует.
А он берет свой чемодан, тьфу, какой чемодан, сумку какую-нибудь берет, или рюкзак, нет, скорее, сумку, садится на поезд, или в самолет, нет, самолет ему дороговато будет, лучше на поезд, или сначала в автобусе в каком-нибудь трястись будет, потом на поезде, потом в Лондон…
…он уничтожит мир.
Я знаю.
Просто.
Он уничтожит мир.
…никто и не думал, что в середине двадцать первого века в Лондоне будут звучать призывы очистить страну от мигрантов, вернуть былое величие Английской короне…
…это из моей книги.
…рукописи не рецензируются и не возвращаются.
…рукопись отклонена.
Вот так.
Тридцатого ноября.
Сегодня он начнет войну.
Нет, не сегодня, – через двадцать лет.
ЯНДЕКС
НАЙДЕТСЯ ВСЕ
ШАНСЫ ВЫЖИВАНИЯ В ЯДЕРНОЙ ВОЙНЕ
В отчаянии листаю страницы, в отчаянии решаю, кому верить, кому не верить, поставить точку, когда наступит час Икс, и Даркер повернет ключ (сейчас красные кнопки не нажимают, сейчас поворачивают ключ), или начать второй том с того момента, как кто-то из выживших поднимется на поверхность из убежища, посмотрит на выжженную пустыню или пустыню, заметенную черным снегом…
Автор, вы хоть в курсе, что после ядерной войны ваааще ничего не останется?
Или там:
Автор, вы хоть в курсе, что один-два локальных взрыва вообще ничего не решают, планета и не заметит?
…хотя насчет «не заметит» это я уже загнул.
Да пошли они все.
Пропади.
Пропадом.
…рукопись отклонена…
ДАТА РОЖДЕНИЯ
17 ФЕВРАЛЯ 2005 ГОДА…
…Нет, тогда он не сможет уехать из Глазго в двадцатом году, в пятнадцать лет рановато… хотя что рановато, поедет куда-нибудь учиться…