Следы на снегу
Шрифт:
Мой проводник Матонаби, при всем его здравомыслии, уверял меня, что своими глазами видел, как некий индеец, присоединившийся к нам в пути, с легкостью проглотил детскую колыбельку. Его рассказ намного превосходил все виденное мной, и я, чтобы не подавать виду, что не верю Матонаби, начал настойчиво расспрашивать о духах, являющихся им в таких случаях. Мне рассказали, что они принимают самые разные обличья и почти у каждого заклинателя есть свой особый дух, а тому, который якобы глотал доску, обычно помогал дух, являвшийся в нему в виде облака.
Это объяснение я посчитал очень подходящим к случаю, ибо должен сознаться, что ни прежде, ни потом мой взор не застилали столь густые облака обмана. И если бы я случайно не увидел, как знахарь вырезал копию той самой доски, которую якобы глотал, то и по сей
После того как знахарь продемонстрировал свое искусство, к нему присоединились в хижине еще пятеро мужчин и одна старуха — все великие мастера своего дела, которые, раздевшись донага, вскоре принялись втягивать в себя воздух, дуть, петь и скакать вокруг несчастного паралитика. Свои действия они не прекращали ни на минуту три дня и четыре ночи подряд, не беря в рот ни крошки пищи, ни капли воды. Когда эти обманывающиеся и вводящие в заблуждение других людей наконец вышли из хижины заклинателя, рты у них от жажды пересохли до черноты, а горло было совсем сорвано, так что они с трудом могли вымолвить слово.
После столь долгого поста они старались не пить и не есть сразу очень много. Некоторые из них выглядели чуть ли не хуже того несчастного, которого пытались спасти, однако тут было гораздо больше притворства, чем правды. Некоторые лежали на спине с застывшим взором, будто при смерти, и о них заботились как о малых детях. При них постоянно были сиделки, смачивавшие им рот жиром и время от времени дававшие отпить глоток воды.
Это представление длилось только один день, после чего все врачеватели совершенно поправились, если не считать легкой хрипоты в голосе. И что поистине поразительно, но тем не менее чистейшая истина: когда несчастного больного вынесли из хижины для заклинаний, он обрел на диво хороший аппетит и мог уже двигать пальцами на той руке и ноге, что давно отнялись. Через три недели он оправился настолько, что мог ходить, а в конце шестой недели уже пошел на охоту, чтобы добыть пропитание своей семье.
Он дошел со мной вместе до Форта Принца Уэльского и с тех пор еще не раз наведывался на факторию, хотя выглядел по-прежнему болезненно и страдал от нервного тика. Похоже, болезнь совсем изменила его характер, потому что до апоплексического удара он отличался добродушием, спокойным нравом и полным отсутствием жадности. После же удара он стал в высшей степени капризным, склочным, всем недовольным и алчным.
Хотя обычные уловки этих знахарей легко распознать и разоблачить, благоприятный результат «лечения» больных объяснить гораздо труднее. Можно предположить, что испытываемое к лекарям безграничное доверие со стороны больных столь успокаивает их рассудок, что болезнь изменяет свое течение. Так или иначе, но нескольких случаев излечения бывает вполне достаточно, чтобы создать знахарю-целителю добрую славу. В случае если заклинатель невзлюбит кого-то и угрожает ему тайной местью, угроза нередко приводит несчастного к смерти. Это происходит по причине незыблемой веры во власть знахаря над жизнью того, над кем возникла угроза. Иногда даже одно обещание мести заклинателя приводит к гибели целой семьи, причем не проливается ни капли крови и ни одному из обреченных не наносится никакого увечья.
В подтверждение моих слов Матонаби как-то раз, уже после нашего возвращения в крепость, поведал мне, что некий индеец, которого я видел только мельком, так отозвался о нем, что теперь он опасается за свою жизнь. А так как он считал, что я обладаю знахарским искусством, то стал меня настойчиво убеждать убить того индейца, хотя тот находился от нас на расстоянии нескольких сот миль.
Чтобы не расстраивать великого вождя, которому я был обязан столь многим, я набросал на бумаге две фигурки, собирающиеся кинуться друг на друга. В руке одного из них я изобразил направленный в грудь другому тесак. Фигурка с тесаком, как я объяснил Матонаби, изображала меня, а другая — его врага. Напротив человеческих фигурок я нарисовал сосну, на кроне которой поместил большой человеческий глаз, а от ствола тянулась человеческая рука.
Рисунок я вручил Матонаби, велев распространить весть о нем как можно шире. И действительно, на следующий год Матонаби сообщил мне, что тот индеец умер, хотя в момент смерти от крепости его отделяло
Впоследствии ко мне не раз обращались с той же целью и Матонаби и другие индейские вожди, но я ни разу уже больше не счел возможным поддаться на их уговоры, чем не только сохранил созданную первой попыткой репутацию, но и держал их в благоговейном страхе, заставлявшем немного уважать и слушаться меня.
Глава тринадцатая
Насушив рыбы и икры столько, сколько могли унести, мы покинули берега озера Эноуд в первый день декабря. Тринадцать дней мы двигались на юго-запад вдоль вереницы небольших озер, соединенных между собой маленькими речками и протоками. По пути мы поймали несколько рыбин и видели много бобровых плотин, однако камней в них было предостаточно, поэтому индейцам не удалось убить много бобров, да и на тех затратили немало труда, затупив не один нож.
Тринадцатого декабря индейцы подстрелили двух оленей — первых встреченных нами с 20 октября. Почти все эти два месяца мы питались только рыбой и сушеным мясом, изредка добавляя к нему кроликов и еловых куропаток. Хотя я и еще несколько моих спутников не страдали от мук голода, в нашем отряде было немало таких, кто едва двигался и, не будь у нас сушеного мяса, вовсе бы умер.
Двадцать четвертого декабря мы дошли до северного побережья огромного озера Атапаскоу [23] , где нашли многочисленные стада лесных оленей и колонии бобров; индейцы настреляли много добычи. Дни так укоротились, что солнце едва показывалось над горизонтом, совершая круг всего в несколько градусов, и в высшей точке не поднималось выше деревьев. Но яркий свет от северного сияния и от звезд, даже когда луны не было на небе, почти равнялся солнечному в тех широтах. Индейцы не делают разницы между днем и ночью при охоте на бобров, но зимние ночи для охоты на оленя или лося считают все же недостаточно светлыми.
23
Совершенно очевидно, что под «озером Атапаскоу» автор имел в виду Большое Невольничье озеро, берега которого, как и во времена Хирна, ныне населяют различные племена атапасков: северные берега — йеллоунайф («желтые ножи» — не медь ли имелась в виду? Вероятно, это и есть «медные индейцы» Хирна) и догриб, восточные берега — чайпеваи, а южные и западные — племя слейв («невольники»), по наименованию которого озеро и получило свое современное название. Возможно, именно это враждовавшее с соседями племя слейв Хирн имеет в виду под «просто» атапасками или южными атапасками. Нелестное прозвище «невольников», полученное от соседей, в переводе на английский закрепилось за ними в качестве этнонима.
Не припомню, чтобы кто-нибудь из путешественников в высокие северные широты рассказывал о звуках, слышимых во время северного сияния. Однако я могу определенно утверждать, что в безветренные ночи я часто слышал, как оно шуршало и потрескивало, словно полощущийся на ветру большой флаг.
Лесные олени — единственный вид оленей, встречающихся в тех местах, гораздо крупнее своих обитающих в тундре родичей: самая маленькая лесная важенка не меньше самца северного оленя. Но мясо лесных оленей ценится меньше мяса их северных собратьев, оно жестче и грубее на вкус, как, скажем, у крупного линкольнширского барана по сравнению с весенним ягненком.
Так как здесь было великое множество бобров, то они и занимали преимущественно внимание моих спутников, причем не только из-за нежного мяса, но и из-за ценных шкур, ради которых стоило потрудиться.
Жилища бобров различаются в зависимости от места их обитания. Там, где зверьки многочисленны, они нередко заселяют не только ручьи и узенькие речки, но также большие и малые озера и реки. Однако они предпочитают селиться по небольшим речкам, потому что там течение помогает бобрам сплавлять ветки и все необходимое прямо к хаткам, которые к тому же надежнее и безопаснее, чем выстроенные в стоячей воде.